что весной они вернутся, чтобы опять наняться на работу. А тех, кто остался, Колли обходил стороной, даже Надин, подругу Чарли. И к речке он больше не ходил и не любовался новым домом.
Чарли, почувствовав, что с мальчиком происходит что-то неладное, решил загрузить его работой. Колли было поручено кормить животных, нарезать табак и чистить сараи. По вечерам Чарли включал старенький транзистор и слушал блюзы. Он сидел у огня, припав ухом к приемнику, грыз черенок своей видавшей виды трубки и иногда шевелил губами, подпевая Би-Би Кингу [2]. Все чаще он стал заходиться в приступах кашля. Тогда он раздраженно откладывал трубку и ворчал:
– Ну вот, даже от дыма уже удовольствия нет.
Потом он оборачивался к Колли и подсаживался к нему с книжкой, которую Колли штудировал после ужина. В эту зиму, помимо геометрии, Колли занялся историей, так как во владениях Чарли нашлось невероятное количество исторической литературы.
Чарли задавал мальчику вопросы: «Что такое Сфинкс? Кто такой Генрих Восьмой? Что произошло при Аламо? [3] «А Колли призывал на помощь все вновь полученные знания и отвечал. Если ответ оказывался правильным, Колли продолжал читать. Если же он ошибался, Чарли заставлял его возвращаться к уже изученному параграфу и читать его еще раз вслух.
А когда наступила весна того года, когда ему, по его подсчетам, исполнялось как минимум пятнадцать, Колли набрался мужества и задал Чарли чрезвычайно важный вопрос:
– Дьявол – мой отец?
Эти слова ему долго не давались главным образом потому, что они означали признание неприятного факта: он не знал своего происхождения. Он только чувствовал, что существование его каким-то образом связано с седовласым Ролинсом. Но оказалось, что связано оно с Ролинсом не так, как он предполагал. Чарли, услышав этот вопрос, замялся, но потом ответил четко и ясно:
– Нет.
Ответ прозвучал с такой определенностью, что Колли ни на секунду не усомнился в том, что это правда. И тогда он решил, что он один как перст в этом мире, и почувствовал, что ему стало еще холоднее, чем прежде.
Когда он пришел как-то раз на отдаленное поле, чтобы подготовить его к наступающему сезону, то понял, что зимний мрак начал рассеиваться. Ему становилось легче от острого запаха молодой травы, теплых лучей ласкового солнца, песни пересмешника в ясном утреннем небе.
И как только пришло тепло, с ним пришла надежда вновь увидеть ту маленькую девочку.
С ней мир стал бы снова правильным.
В один из майских дней Колли ушел с поля позже обычного, когда солнце здорово напекло ему спину, не прикрытую ничем, кроме драного комбинезона. На лбу у него выступил пот, и тогда он решил пойти к речке освежиться. Уже оказавшись на знакомом месте по щиколотку в ледяной воде, он оглянулся на дом на холме.
Она была на своем излюбленном месте. Она заметно подросла. Густые темные волосы падали на лицо.
Он просто стоял, задрав голову, и смотрел на нее, стоящую в развилке ветвей дуба, стоял и смотрел до тех пор, пока она не глянула вниз и не увидела его.
В первое мгновение Лейни не шелохнулась. А потом лицо ее сморщилось, и она вдруг расплакалась. Даже до него доносились ее всхлипывания.
А потом она неуклюже спустилась по лесенке и стрелой метнулась к нему. Брызги полетели во все стороны, и ее разгоряченное лицо прижалось к его потной и запыленной шее.
– Маленький колдун, – прошептала она и обвила его тонкими, еще совсем детскими руками. – А я думала: может, я вправду тебя только вообразила, как когда-то принцессу, а потом ты куда-то делся, как сон, и я не могу сделать так, чтобы ты мне еще раз приснился. – Ее слова катились потоком, как и слезы. – Какая же я была дура! Вот я до тебя дотронулась, да и вижу я тебя днем! А на Рождество я повесила на дуб подарок для тебя. И он там три месяца висел, а ты не приходил, я и решила – если ты настоящий, значит, умер. Я правда боялась, что ты умер.
Колли рассмеялся – искренне и тепло. Он был счастлив. В его душе снова светило солнце.
Он обхватил ее талию и сжал так, что сам испугался: а вдруг ее кости треснут?
А потом Колли отпустил ее и слегка оттолкнул, но тут же ухватил за запястье.
– Испачкаешься, – виновато пояснил он. – Погоди, дай на тебя посмотреть. Что ты сделала с волосами?
– Я постриглась, – с вызовом ответила она. – Сначала Дана постриглась, и мне захотелось, чтобы у меня тоже были короткие волосы, а папа не разрешал мне, вот я и обрезала их сама. Ладно, мне уже все сказали, что я теперь похожа на чучело.
Колли дотронулся до завитка около уха.
– Не-а, ты не похожа на чучело. – И добавил поспешно: – Это не так уж плохо выглядит.
Лейни расхохоталась и запустила пальцы в его черную гриву.
– Ничего, у тебя хватит на двоих.
– Чарли не любит стричь, а Надин считает, что я сильно верчусь, так что она обрезает концы как придется, чтобы поскорее оставить меня в покое.
– Никогда не видела, чтобы у мальчика были такие длинные волосы, – заявила Лейни.
– Если тебе не нравится, давай… Я постараюсь посидеть спокойно, и тогда Надин…
– Нет, – решительно бросила Лейни, наматывая его прядь на свое запястье. Эта прядь была сейчас словно нить, привязавшая их друг к другу. – Настоящий маленький колдун должен иметь именно такие волосы.
