неверном выборе, который он сделал. Если он чему и научился за это время, так это не бросаться в воду, пока точно не узнает глубину.
— Я просто не хочу увязнуть во всем этом, чтобы вы не обвинили меня, если что-то пойдет не так.
— А что может пойти не так? — спросила Лаура.
— Вы, наверное, не очень опытны в таких делах, да? — Он усмехнулся. — Поверьте мне, может случиться все, что угодно. А что, если я подделаю медицинское заключение?
— Вы хотите сказать, что у вас может оказаться низкий уровень сперматозоидов? — спросил Спикмен.
Грифф кивнул.
— У вас есть причина для такого предположения?
— Нет. Но я не знаю. Просто спрашиваю. А вдруг?
— Мы надеемся, что вы не станете подделывать справку. — Спикмен сделал паузу, а потом добавил: — Думаю, у вас остатки тюремной паранойи.
— Вы чертовски правы.
В комнате повисло тяжелое молчание. Спикмен потер подбородок, как будто подыскивал нужные слова.
— Раз уж мы затронули эту тему, давайте поговорим о вашем тюремном заключении.
— А что такое? — Грифф поднял голову.
— Должен признаться, что оно сыграло свою роль в том, что я выбрал именно вас.
Грифф удивленно вскинул брови.
— Хотите сказать, что дело не только в моем физическом совершенстве?
— Вы обманули свою команду, лигу и болельщиков. — Спикмен будто бы рассуждал вслух. — Вы стали персоной нон-грата, Грифф. Боюсь, теперь вы будете объектом для оскорблений.
— До сих пор у меня не было никаких конфликтов.
— Прошло еще очень мало времени, — сказала Лаура.
Их рассудительный тон раздражал его.
— Я не собираюсь завоевывать себе популярность, понятно? Я сжульничал и нарушил закон. И наказан за преступление. Все это в прошлом.
— Но еще остался букмекер, который умер, — Лаура по-прежнему говорила спокойно.
Грифф ждал, когда всплывет эта тема. Если у них хоть немного варят котелки — а по всему было видно, что это так, — они обязательно должны были спросить о Бэнди. Странно только, что эту деликатную тему затронула жена.
— Билл Бэнди не умер, миссис Спикмен. Его убили.
— И в этом подозревали вас.
— Меня допрашивали.
— Вас арестовали.
— Но не предъявили обвинения.
— Никому не предъявили.
— И что?
— Убийство осталось нераскрытым.
— Это не моя проблема.
— Надеюсь, не ваша.
— Какого черта…
— Это сделали вы?
— Нет!
Быстрая перестрелка сменилась напряженным молчанием, прерывать которое Грифф не собирался. Он уже сказал все, что должен был. Он не убивал Билла Бэнди. И точка. Конец.
— Тем не менее, — тихим и примирительным голосом гробовщика заговорил Спикмен, — тень подозрения пала на вас, Грифф. Вас в конце концов отпустили в связи с недостатком доказательств, но это не может служить вам стопроцентным оправданием.
— Послушайте, если вы думаете, что я убил Бэнди, то какого черта я здесь делаю? — В Гриффе просыпалась злость. — Почему вы хотите, чтобы я стал отцом вашего ребенка?
— Мы не думаем, что вы совершили убийство, — сказал Спикмен. — Мы даже в этом уверены.
Грифф перевел сердитый взгляд на Лауру, пытаясь понять, разделяет ли она убежденность мужа в его невиновности. Выражение ее лица оставалось бесстрастным, не обвиняющим, но и, черт побери, не оправдывающим.
К сожалению, нужно. Ему нужны деньги. Он должен снова встать на ноги, а шестьсот тысяч баксов — неплохой старт. Черт с ними, с ней, если она думает, что это он укокошил Бэнди. В любом случае их это не очень беспокоит, иначе его бы здесь не было. Они не только чокнутые, но еще и лицемеры.
— Убийство Бэнди, а также федеральные преступления, за которые вы были осуждены, поставили против вашего имени черную метку, Грифф, — сказал Спикмен.
— Я это знаю.
— Поэтому каковы шансы, что кто-то здесь возьмет вас на работу? Велика ли возможность, что кто-то наймет вас даже за меньшую сумму, чем предлагаем мы с Лаурой?
Ответ был очевиден, и Грифф решил не тратить на него слова.
— Ваши перспективы туманны. Вы не можете играть в футбол. Вы не можете работать тренером. Вы не можете говорить или писать о футболе, потому что ни одно из средств массовой информации не передаст ни одного вашего слова. Вы признали, что вам пришлось продать все свое имущество, чтобы рассчитаться с долгами, и это значит, что у вас ничего не осталось даже на черный день.
Похоже, Спикмен получал удовольствие, перечисляя его несчастья. Возможно, подумал Грифф, ему следует дать отпор. Посмотрим, кто выйдет победителем.
— Я зарабатывал в «Ковбоях» три миллиона в год, плюс реклама, — сухо сказал он. — Все имели с этого неплохой куш, начиная с моего агента и заканчивая налоговой службой, но все, что у меня оставалось, я тратил, получая от этого огромное удовольствие. Так что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что у вас, похоже, нет таланта бизнесмена — в противном случае вы по-другому распорядились бы своим доходом. Кроме того, мне кажется, вы плохой вор, потому что позволили себя поймать.
— Мне расставили ловушку. И я попался в нее.
— Тем не менее… — Спикмен немного помолчал, а затем продолжил: — Я не пытаюсь вас оскорбить, Грифф.
— Неужели?
Спикмен не обратил внимания на его язвительный тон.
— Вы спрашивали, почему наш выбор пал на вас.
— Я уже почти забыл о своем вопросе.
— Он требовал подробных объяснений. И я хотел быть абсолютно откровенным относительно причин, заставивших нас сделать это предложение именно вам. Во-первых, у вас подходящий генотип для будущего ребенка. Во-вторых, по причинам, которые только что обсуждались, вы отчаянно нуждаетесь в деньгах, которые мы вам предлагаем. И в-третьих, вы абсолютно одиноки. У вас нет семьи, настоящих друзей, привязанностей, ни одного человека, на кого вы могли бы рассчитывать, и это с нашей точки зрения огромное преимущество. Мы уже подчеркивали конфиденциальность нашего договора. Только мы трое будем знать, что не я отец ребенка, зачатого Лаурой.
Грифф немного успокоился. Кроме того, он не мог позволить себе обижаться. Особенно на голую правду. Он подошел к письменному столу, взял хрустальное пресс-папье и взвесил его на ладони.
— И вы мне верите — что я буду держать рот на замке?
— На самом деле нет, — усмехнулся Спикмен. — Скорее мы верим в вашу жадность.
— Шестьсот тысяч? — Грифф положил пресс-папье на место и ухмыльнулся Спикмену. — Не так
