– Если ты думаешь, что дело лишь в тебе…
– Могу я попросить чего-нибудь холодного? – чопорно проговорила Эллисон.
Спенсер засмеялся, полез в ящик и выудил оттуда банку. Сорвав крышку, он протянул банку Эллисон, но сделал это таким образом, чтобы она не дотянулась до нее:
Эллисон вынуждена была приподняться. Грудь колыхнулась и чуть не выскочила из крохотных чашечек бикини.
– Спасибо, – раздраженно проговорила она, выхватывая банку из его руки.
– Спасибо тебе.
Она бросила на него убийственный взгляд и поспешила принять более скромную позу. Но ее раздражение сменилось восхищением, когда Спенсер стянул с себя рубашку. До этого Эллисон уже почти привыкла к его обнаженным ногам. Почти привыкла. Он все утро ходил в плавках, выглядывающих из-под рубашки. Но увидеть его в одних синих плавках… У нее перехватило дыхание. Как она и предполагала, он был поджарым и мускулистым.
Грудь Спенсера – широкая, с темными плоскими сосками среди зарослей волос. Упругий и плоский живот гармонично переходил в узкие бедра. У него были крепкие и тугие, как у бегуна, ягодицы и икры.
– Не желаешь позавтракать? – предложил он, опускаясь в шезлонг рядом с ней.
Приходя в себя от потрясения, Эллисон кивнула:
– Конечно, все выглядит так аппетитно.
Во время завтрака она спросила, как он обычно проводит время на яхте.
– Тебе не бывает одиноко?
– Бывает. – Он закончил есть и лениво водил пальцем по внутренней поверхности ее рук. – Я же говорил тебе, что устал колесить по свету.
Он мог бы водить пальцем и по ее животу – именно там она испытывала странные сладостные ощущения.
– А у тебя никогда не появлялось чувство страха где-нибудь среди океана? Скажем, во время шторма.
– Несколько раз. Вообще-то я осторожен и стараюсь не плавать в плохую погоду. Дело у меня не срочное, так что я могу выждать несколько дней и отложить встречи.
– А какие встречи?
– У тебя очень красивая грудь.
– Ты переводишь разговор на другое.
– Ну да! Это ты переводишь разговор на другое. Все эти дни я только и думаю о твоей груди.
Ей было слишком хорошо и спокойно, чтобы протестовать. Она зевнула и от души потянулась.
– Я наелась, и мне хочется спать. Я, пожалуй, подремлю. А ты что собираешься делать?
– Лежать рядом и смотреть, как ты дремлешь.
Она повернулась на живот и легла щекой на скрещенные руки.
– Гм… а солнце чувствуется… Послушай, что ты делаешь?
– Развязываю бикини.
– Это я понимаю. А зачем?
– Чтобы на твоем теле не было никаких некрасивых пятен. Ведь этого нельзя допустить, правда? – Он поцеловал ее в плечо. – И кроме того, нужно чем-то прикрыть твою спину, иначе она сгорит. А теперь успокойся и спи.
– Слушаюсь, капитан, – пробормотала Эллисон и зевнула. Его руки скользили по спине и творили настоящие чудеса. Спенсер знал толк в массаже. По его собственному телу пробегали волны удовольствия, когда он массировал ее. Эллисон задремала, чувствуя, как пальцы Спенсера скользят вдоль позвоночника.
Спенсер откинулся в шезлонге и стал смотреть на лежащую рядом женщину. На ярком солнце ее волосы поражали великолепием. Они были собраны на макушке, а не на затылке, как тогда, в лаборатории, да и узел свободный, и несколько выбившихся завитков украшали шею и плечи. Ему показалось это весьма знаменательным: Эллисон постепенно расставалась с некоторыми строгостями, которыми окружила себя в жизни. Это внушало надежду.
Кожа цвета спелого абрикоса лоснилась от крема, которым Эллисон ее смазала. Спенсер представил, как его руки и рот дотрагиваются до самых интимных мест.
В профиль Эллисон выглядела весьма изящно. Точеная фигурка, узкая талия. В желобке позвоночника виднелся светлый, с персиковым отливом пушок. Ноги – длинные и стройные, икры округлые. Спенсеру очень хотелось накрыть их ладонями и долго целовать ступни и каждый палец.
В нем вдруг родилось какое-то теплое чувство. Он испытывал к Эллисон желание, это верно. Но его привлекали и ее дух, и неукротимый темперамент, и ум, и даже незащищенность и невинность. Ему хотелось научить ее любви, но чтобы и она поделилась с ним секретом своей уникальности и привлекательности.
Стало быть, он любит ее?
Должно быть, любит. С тех пор как познакомился с ней, он стал думать, что познать ее физически – это не конец, а лишь начало. Было ли это любовью?
