Джордж ухмыльнулся и глотнул еще виски.
— Знаешь, что чувствуешь, когда на тебя обращает внимание самая горячая, самая богатая девчонка?
— Наверное, приятно. — Рейли радовался пьяному бормотанию Джорджа. Это давало ему время подумать. Удастся ли вырвать пистолет, не получив в процессе борьбы пулю? Замедлил ли алкоголь реакцию бывшего копа?
А Бритт? Сумела ли она благополучно добраться до Кэнди? Может, уже рассказывает ей причудливую историю преступления, которое помог срежиссировать Джордж?
— Наше первое свидание, — прервал его мысли Магауан. — Миранда просто набросилась на меня. В моей машине! Не больше и не меньше! И на полном ходу. Мы чуть не погибли, когда я взорвался, но это было здорово, черт побери!
— Представляю.
— Угадай, что я обнаружил, когда мы впервые трахнулись.
— Она не была девственницей.
Джордж рассмеялся, на этот раз вполне искренне.
— Хорошая догадка, Гэннон. Тебе не откажешь в чувстве юмора. Да, хорошая догадка. Но если серьезно… — Он сделал жадный глоток. — Я обнаружил крошечную золотую штучку в ее клиторе. Боже, как же это заводит. Я подумал, что умер и очнулся на траханых небесах. Хочешь выпить?
— Нет, спасибо.
— Ты уверен? Лучший «бурбон» из Кентукки.
— Обойдусь.
— Как хочешь. Так о чем же я?
— О небесах.
Джордж рыгнул.
— Верно. Мы не встречались и месяца, как Миранда заговорила о свадьбе. Разумеется, я был обеими руками «за». Горячая штучка с богатеньким папашей. Кто же не захочет?
— Да, конечно.
— Итак, мы прогулялись к алтарю. Медовый месяц на Таити. Плавали голыми. Вообще-то, Миранда практически не одевалась. Я до мозолей натер себе член и думал: «Джордж, ну и везучий же ты, ублюдок, сорвал джекпот». У твоей жены красота, богатство и кнопочка, возбужденная круглосуточно без выходных из-за той золотой штучки.
Джордж тупо смотрел в пустоту несколько секунд, затем прищурился, сфокусировав взгляд на Рейли.
— Знаешь, она убила моего ребенка. — Рейли вытаращил глаза. — Да, ты верно расслышал. Она вернулась с медового месяца беременной. Я был в восторге и несколько недель вышагивал, как гордый индюк. А потом заметил, что ее живот не увеличивается, и спросил, почему, а она расхохоталась и сказала: «Я никогда не буду рожать, дорогой». Она избавилась от моего ребенка и даже не потрудилась сказать мне об этом.
Рейли почувствовал жалость, но вспомнил о жизнях, которые загубил сам Джордж.
— Но моим утешительным призом остался секс. Она очень изобретательна. Знает все и даже больше. Угадай, кто ее научил.
— Джордж, я не хочу гадать.
— Она давно этим занималась, вот как. Формально она была девственницей до двенадцати лет, но задолго до того она и Лес…
Рейли невольно передернулся.
—
Рейли сглотнул подступившую к горлу тошноту.
— Она была ребенком, жертвой. Почему она никому не рассказала об этом?
— Жертва? — презрительно фыркнул Джордж. — Нет, Гэннон, нет. Ей это нравилось. Она это
— А как же миссис Конуэй?
— Вероятно, подозревала. — Джордж равнодушно пожал плечами. — А как иначе? Но однажды, когда Миранде было около четырнадцати, ее мать застала их вместе. И не в миссионерской позиции. В тот вечер миссис Конуэй запила бутылочку таблеток полутора бутылками водки. Сошло за случайный передоз.
Джордж опустошил стакан и снова наполнил его.
— Небось удивляешься, почему я не бросил Миранду. — Рейли действительно удивлялся. А еще он спрашивал себя, успела ли показать Бритт видеозапись и спешат ли сюда полицейские с ордером на арест Джорджа. Каким бы омерзительным ни был этот разговор, но хорошо бы Джордж не затыкался подольше…
— Я десятки раз грозил собрать вещи и свалить отсюда, но она знала, что я никуда не денусь. Конечно, мне нравились деньги и секс, и все, что прилагается к браку с Мирандой Конуэй. Но самое главное, причина номер один, по которой я не мог ее бросить, заключалась в том, что она знала: никакой я не герой. Она знала о Кливленде Джоунзе, о том, как он умер, и как начался пожар.
Сердце Рейли замерло.
— Как она узнала об этом?
— О… — Джордж снова расхохотался. — Это тебе точно понравится, Гэннон. Я сам ей рассказал. Признался в момент, так сказать, слабости. Ну, мозги расплавились, член чуть не лопался. Видишь ли, мы играли в сексуальную игру. Кожаная сбруя, массажное масло. Повязка на глазах. «Момент истины, — сказала она. — Мы должны обменяться нашими самыми грязными тайнами».
Джордж подался вперед и зашептал:
— Тебе когда-нибудь одновременно втыкали свечу в задницу и сосали член? — Он откинулся на спинку кресла и расплылся в пьяной улыбке. — Она не давала мне кончить, пока я не рассказал всю историю. Дразнила и дразнила, пока я вместе с семенем не выплеснул правду. Почти по Ветхому Завету.
В общем, когда она сняла с меня повязку, я напомнил, что теперь ее очередь. И она со злорадной улыбкой, которую я никогда не забуду, рассказала, кто научил ее этой шалости со свечой. Так и сказала: «Это одна из наших с папочкой любимых игр».
Вдруг слезы хлынули из глаз Джорджа и побежали по распухшим щекам.
— Лучше бы она кастрировала меня на месте. С того дни она и Лес непрерывно унижали меня. Знали, сволочи, что я не выдам их тайну, пока они хранят мою.
Джордж уставился на свой «бурбон», с пьяной решимостью оттолкнул стакан. Покачал пистолет, словно прикидывая его вес.
— Я ждал тебя, хотел избавить от хлопот, но ты пришел раньше, чем я думал.
— Избавить меня от хлопот?
— Ты ведь знаешь о Пате Младшем? Что он гомик?
Рейли кивнул.
— Карикатура на мужчину. По жестокой иронии судьбы все началось с этого сопливого педераста. А Кливленд Джоунз? — Джордж презрительно хмыкнул. — Уж если кого убивать, так только его. Разнузданный сукин сын. Считал себя выше закона. Презирал власти. И умный. Крутой. Знал все ходы-выходы. Ты наверняка встречал таких.
Пат весь извелся: его сын — гомик, позор семьи, но Джоунз чуть не убил парня. Пат настаивал, чтобы мы выбили из Джоунза признание и засадили его на долгие годы, причем в такую тюрягу, где его трахали бы каждый день. Наказание в соответствии с содеянным преступлением, а?
Теперь-то я понимаю, что надо было просто прихлопнуть гаденыша на месте и свалить вину на бандитов: Но нет, мы хотели, чтобы наши действия оставались в рамках закона. В тот момент. Мы приволокли Джоунза в участок. Затащили его в комнату, куда никто не мог заглянуть, и начали обработку. Мы, четверо, сказали ему, что он не выйдет оттуда, пока не подпишет признание, и нам плевать, сколько времени это займет. Если честно, мы собирались хорошенько повеселиться.