– А таким. Этот акадский ублюдок… Шейла вскочила с кресла и, наклонившись над ним, закричала:
– Не смей его так называть! Он не виноват, что незаконнорожденный Коттон откинулся в кресле и поднял на нее взгляд.
– Боже милостивый! – воскликнул он с удивлением. – Да ты влюбилась в него!
Лицо ее стало бесстрастным. Она еще несколько мгновений смотрела на отца, потом повернулась к нему спиной, опершись обеими руками о спинку своего кресла.
Коттон еще не закончил выяснения отношений с ней. Он выпрямился и подвинулся к краю кресла.
– И ты осмеливаешься выгораживать этого человека передо мной. Передо мной! – Он стукнул себя кулаком в грудь. Удар отразился болью в еще не долеченном сердце, но он был слишком разгневан, чтобы замечать это. – Надо ж, как тебя угораздило. Влюбиться в такого бабника, как Кэш Будро!
Она снова резко обернулась к нему:
– А почему бы и нет? Ты-то его мать тоже любил. Оба с такой яростью смотрели друг другу в глаза, что долго это не могло продолжаться. Одновременно опустили взгляд.
– Значит, ты в курсе, – сказал Коттон после долгой паузы.
– Да.
– И давно?
– Недавно.
– Он сказал?
– Нет. Трисия. Он вздохнул.
– А какого черта, собственно? Я даже удивляюсь, что ты об этом не знала. Весь приход знал. – Коттон расколол еще один пекан, взял кусочек мякоти и подсунул любопытной белочке. – Я много лет сожительствовал с Моникой.
– Да.
– И сделал бы это снова. – Отец и дочь посмотрели друг другу в глаза. – Даже если бы мне пришлось вечно гореть в аду, я бы все равно любил Монику. – Снова откинувшись в кресле, он положил затылок на спинку и посмотрел вверх. – Мэйси не была… не была горячей женщиной, Шейла. Для нее страсть означала всего лишь потерю самообладания. Не способна она была на сильные чувства.
– А Моника Будро была способна?
На его бледных губах появилась тень улыбки.
– О да. – Он вздохнул. – Еще как! Она все делала со страстью – смеялась, презирала, любила. – Взгляд его стал отрешенным, словно он всматривался в глубь своих воспоминаний, видя там более счастливые времена. – Она была очень красивой женщиной.
Шейлу удивило непривычное выражение его лица. Оно никогда еще не было таким мягким. Эта уязвимость до глубины души тронула Шейлу.
– Вот! А я думаю, что Кэш очень красивый мужчина.
Лицо Коттона мгновенно изменилось, стало злым и безобразным, улыбка исчезла, уголки губ опустились в презрительной гримасе.
– Я смотрю, крепко он тебя обработал, верно? Но ведь ты ему не доверяешь?
– Он для меня был находкой. Да, приходится зависеть от него. Он самый опытный и толковый знаток леса. Все так говорят.
– Да знаю я, черт его дери! – прорычал Коттон. – Мне тоже приходится зависеть от его профессиональных оценок, но я к нему в постель не лезу. Я к нему спиной не поворачиваюсь, чтобы он нож не всадил мне под лопатку.
– Кэш вовсе не такой, – сказала она, желая в глубине души, чтобы это было правдой.
– Не такой? А когда он тебе рассказывал про Монику и меня, о своих угрозах не упоминал?
– Угрозах?
– А! Вижу, не упоминал.
– Я знаю, что у вас с ним было несколько яростных стычек. Одна произошла в ту ночь, когда он привез меня домой с пруда Тибодо. Помнишь? Сразу вскоре после того, как умерла мама.
– Помню, – настороженно признал он.
– Кэш мне тогда помог. Он был единственным, кто не накачивал меня пивом в тот вечер. А ты несправедливо обвинил его во всем.
– Кэш никогда ничего не делает по доброте сердечной. Может, он и не спаивал тебя, но не заблуждайся относительно того, что он заботился о твоем состоянии.
– А из-за чего вы в ту ночь сцепились с ним?
– Не помню.
Он лгал так же, как и Кэш.
– Из-за Моники?
– Не помню. Может быть. Когда Мэйси умерла, Кэш требовал, чтобы я женился на его матери.
