– Гли проверил счета Хоуэла и обнаружил его натяжки и приписки, чтобы сумма сходилась.
– Гли?
– Ты сказала, чтобы я дал ему какое-нибудь дело. Я и отдал ему копии документов. Он их проверил и сказал, что они…
– Кто тебя просил это делать? – спросила Шейла, не скрывая ярости.
– Что?
– Ты слышал.
Он движением головы откинул назад прядь волос.
– Опять-таки давай начистоту. – Он расставил ноги чуть пошире, поза выражала упрямство. – Ты расстроена, потому что Гли накопал материалы, способные отправить твоего бывшего любовника в тюрьму?
– Нет, – сквозь зубы ответила она. – Я расстроена тем, что ты присвоил себе полномочия, которых я тебе не давала.
– Ах вот как, – холодно ответил он. – Так сказать, вышел за рамки.
– Вот именно.
– Это имеет отношение к нашей предыдущей дискуссии? Я переступаю границы дозволенного каждый раз, когда укладываю мисс Шейлу Крэндол в постель?
– А разве это не твой бзик? Переступать границы. Присваивать власть? Выходить за рамки? Не потому ли ты и любовью занимаешься со мной?
– Я не занимаюсь любовью.
Шейла постаралась сдержать себя.
– Понятно. Любовью не занимаешься. Просто сексуальный маньяк.
Он пожал плечами.
– Пожалуй, можно и так определить. – Он увидел, как на ее бледном лице появилось выражение уныния. Тихо выругался. – Понимаешь, я называю лопату лопатой. В слово «любовь» не верю и потому не употребляю его. Оно ничего не значит. Все, что я знаю, когда люди действуют во имя любви, они делают друг другу больно. Твой отец заявлял, что любил мою мать.
– Да. Он и сегодня утром сказал мне об этом.
– Так вот, объясни мне, почему он остался с женщиной, которую не любил, которая ему даже не нравилась? Да потому, что великая любовь к моей матери, о которой он трепался, была не так сильна, как его амбиции и алчность. Моя мать заявляла, что любит меня. – Он решительно замахал ладонью, заметив готовность Шейлы протестовать. – Но когда она умирала, ты знаешь, по ком она плакала? По Коттону! Да, по Коттону, который обращался с ней как с дерьмом. Плакала, потому что не хотела расставаться с ним. – Он покачал головой почти с отвращением. Потом горько усмехнулся. – В этой хреновине с любовью процентов нет. Ее изобретатель был распят. Вот и объясни, в чем ее привлекательность. Конечно, байки можно рассказывать, если это помогает сделать все покрасивее, чем на самом деле. Если это оправдывает действия людей, пожалуйста, говори. Но твои слова ни черта не значат.
– Мне даже жалко тебя, – сухо ответила Шейла.
– Прибереги свою жалость. Я не хочу иметь никакого отношения к любви, во всяком случае, если это означает превращение меня в половую тряпку. Меня будут использовать, а я буду просить повторить еще раз. Да провались оно, это непротивление злу. Кэш Будро привык давать сдачи.
– Око за око.
– Точно. И даже больше.
– Значит, поскольку Коттон пользовался твоей матерью, ты счел оправданным таким же образом использовать меня. – Ее глаза встретили его взгляд. В них не было ни симпатии, ни тепла – одно лишь разочарование. – Верно я говорю?
– Ты так считаешь?
Она медленно кивнула.
– Да, я так и думаю. – Ее сердце желало, чтобы он опроверг это. Он этого не сделал.
– Я так понимаю, Коттон тебе раскрыл на меня глаза? – спросил он невозмутимо.
– Он сказал, что ты угрожал разорить его. Это так? – Кэш промолчал. – Ты поклялся на четках матери уничтожить его и Бель-Тэр. Сюда входит и запугивание меня? А также разрушение оборудования, умышленные проволочки, или, скажем, твои усилия направлены на то, чтобы престижный для компании контракт не был заключен?
Его глаза заблестели.
– Вы очень умны, леди. Вот сами и догадайтесь.
– И как же грандиозно получится, если при этом ты еще будешь и спать со мной, верно?
– Я просто сияю от счастья при одной мысли о подобном.
Однако лицо его сохраняло отчужденное, холодное выражение. Шейла была на грани срыва, но заставила себя держаться с достоинством.
– Я хочу, чтобы ты немедленно убрался вон. И не возвращайся! Больше не смей сшиваться вокруг лесозаготовок.
– Ты думаешь, что сможешь меня остановить?
