– Не в этот раз. – То как Вэн выделил слово «этот», заставило ее тут же посмотреть ему в лицо. – Но днем видел.
– Вот как? – Она вглядывалась в мелькавшие лица, но, к своему огромному облегчению, Седого среди них не находила. – Где? Здесь, в гостинице?
– На «Дженерал дайнемикс», а потом и на базе ВВС в Карсуэлле.
– Понятно, – выговорила она срывающимся голосом. – Это в первый раз за турне?
– Ага, – кивнул он. – Прощения просим, миссис Ратледж. Профессиональные обязанности. Мне сигналит репортер, пора сваливать.
– О, простите, что задержала вас, мистер Лавджой.
– Нет проблем. Рад помочь. – Он пошел прочь, но обернулся. – Миссис Ратледж, вам часом в голову не приходило, что этот кое-кто здесь следит за вами, а не за… э, вашим мужем?
– За мной?
– Совсем не приходило? А зря. – Во взгляде Вэна было предостережение. Мгновение спустя он растворился в людском круговороте.
Эйвери стояла не двигаясь и обдумывала намек, от которого у нее мурашки побежали по коже. Она не замечала движения толпы, шума и суматохи, не видела, что некто наблюдает за ней через комнату и размышляет, о чем это она так долго беседовала с каким-то потрепанным телеоператором.
– Джек?
– Хм-м?
– Ты заметил мою новую прическу?
Впервые за много-много лет Дороти-Рей любовалась собственным отражением. В юности, когда она была самой популярной из девочек своего колледжа в Лампасасе, на общение с зеркалами уходила львиная доля ее времени. Но потом очень долго любоваться было нечем.
Джек устроился с газетой на кровати.
– Выглядит мило, – механически обронил он в ответ.
– Сегодня мы с Фэнси проходили мимо одного из этих модных салонов в супермаркете, где все парикмахеры одеты в черное, и у всех по нескольку сережек в каждом ухе. (Джек хмыкнул.) И я возьми да скажи: «Фэнси, я подстригусь». Мы зашли, и одна из тамошних девушек сделала мне прическу, макияж и маникюр.
– Угу.
Она разглядывала себя в зеркале, поворачивая голову то влево, то вправо.
– Фэнси сказала, что мне надо осветлить волосы, вот тут, вокруг лица. И что это меня омолодит. А ты как думаешь?
– Думаю, я остерегся бы принимать какие бы то ни было советы от Фэнси.
Воспрявшая было Дороти-Рей слегка поникла, но подавила искушение отправиться в бар за живительной влагой.
– Я… я бросила пить, Джек.
Он опустил газету и впервые за вечер по-настоящему на нее посмотрел. Новая стрижка была короче, пышнее и шла Дороти-Рей. Искусно наложенная косметика несколько разгладила сухие морщины, залегшие от неумеренного употребления спиртного, и оживила прежде бледное, неухоженное лицо.
– С каких это пор?
Вновь обретенная уверенность в себе опять поколебалась, столкнувшись с его скептицизмом, но она по-прежнему высоко держала голову.
– С сегодняшнего утра.
Джек сложил газеты, бросил их на пол и протянул руку, чтобы выключить лампу в изголовье.
– Спокойной ночи, Дороти-Рей.
Она подошла к его кровати и включила свет. Он удивленно воззрился на нее.
– Джек, на этот раз я говорю всерьез.
– Ты говорила всерьез каждый раз, когда собиралась завязать.
– Теперь все будет по-другому. Я пройду обследование в какой-нибудь из тех больниц, куда ты хотел меня послать. Конечно, после выборов. Я ведь понимаю, сейчас не самое подходящее время, чтобы определять кого-то из членов семьи Тейта в больницу для алкоголиков.
– Ты не алкоголичка.
Она грустно улыбнулась.
– Алкоголичка, Джек. Самая настоящая. Тебе бы давно надо было заставить меня это признать. – Она протянула руку и робко коснулась его плеча. – Но я тебя не виню. Только я сама в ответе за то, во что превратилась.
Тут ее нежный подбородок, изящную линию которого не смогли погубить ни запои, ни горе, приподнялся еще чуть выше. С горделиво поднятой головой Дороти-Рей даже напомнила на миг ту жизнерадостную студенточку, королеву красоты, в которую Джек когда-то влюбился.
– Я больше не хочу быть ни на что не годной пьянью.
