– Она раскричалась, когда пытались пристегнуть ее ремень, – сказал Тейт.
– Мне самой было довольно трудно пристегивать ремень, – честно призналась Эйвери. – Если бы Тейт не разговаривал со мной все время, не знаю, как бы я вытерпела взлет.
– Понимаю, миссис Ратледж, – сочувственно сказал он. – А как вела себя Мэнди после взлета?
Они переглянулись, и Эйвери ответила:
– По-моему, дальше все было нормально.
– Так я и думал. Видите ли, она помнит, как вы пристегнули ей ремень, миссис Ратледж, а потом помнит только катастрофу. Она не помнит, как вы ее спасли.
Эйвери прижала руку к груди.
– Вы хотите сказать, что она винит меня за то, что она попала в катастрофу?
– Боюсь, что в некотором смысле да.
Она содрогнулась и прижала ладонь ко рту:
– Боже мой.
– Она испытает огромное облегчение, если мысленно переживет взрыв заново. Тогда она вспомнит, что вы спасли ее.
– Это же будет для нее адом.
– Но это необходимо для полного выздоровления, мистер Ратледж. Она борется со своими воспоминаниями. Я предполагаю, что ее повторяющиеся кошмары возвращают ее к моменту взрыва.
– Она говорит, что огонь ее пожирает, – тихо сказала Эйвери, вспомнив последний кошмар Мэнди. – Мы можем помочь подтолкнуть ее память?
– Можно прибегнуть к гипнозу, – сказал доктор. – Но я бы посоветовал дождаться, пока память вернется сама. В следующий раз, когда у нее будет кошмар, не будите ее.
– Господи.
– Понимаю, что это звучит жестоко, мистер Ратледж, но ей надо снова пережить катастрофу и выбраться из нее, опять оказаться на руках у матери. Надо изгнать ужас. До тех пор она не переборет подсознательного страха и боязни матери.
– Понимаю, – сказал Тейт. – Но это будет трудно.
– Знаю. – Доктор Вебстер встал, давая понять, что их время истекло. – Не завидую вам, ведь вам придется стоять рядом и наблюдать, как она заново переживает эти ужасные события. Я бы хотел, если это удобно, чтобы вы опять показали ее через пару месяцев.
– Будет удобно.
– Или раньше, если вы решите, что это необходимо. Звоните в любое время.
Тейт пожал руку доктору Вебстеру, потом помог Эйвери подняться. Она не была той матерью, которой Мэнди подсознательно боялась, но могла ею быть. Все обвинения вместо Кэрол лягут на нее. Несмотря на то, что Тейт поддерживал ее под локоть, ноги у нее подкашивались.
– Удачи вам на выборах, – сказал психолог Тейту.
– Благодарю.
Доктор сжал руки Эйвери в своих:
– Не мучайте себя виной и раскаянием. Я уверен, что вы очень любите свою дочь.
– Да. Она говорила вам, что ненавидит меня?
Это был обычный вопрос. Он слышал его десятки раз на дню, особенно от матерей, обремененных чувством вины. В данном случае он мог дать утешительный ответ. Он улыбнулся доброй мальчишеской улыбкой:
– Она очень хорошо говорит о своей мамочке и меняется, только когда вспоминает о том, что было до катастрофы, а уж выводы делайте сами.
– Какие?
– Что вы уже стали лучшей матерью, чем раньше. – Он потрепал ее по плечу. – Если вы будете с ней нежны и внимательны, Мэнди со всем справится и станет очень умным и спокойным ребенком.
– Надеюсь, доктор Вебстер, – с жаром ответила она. – Спасибо вам.
Он проводил их до двери и распахнул ее.
– Знаете, миссис Ратледж, вы меня просто поразили, когда я вас увидел. Около года назад одна молодая тележурналистка брала у меня интервью. Она удивительно похожа на вас. Она откуда-то из ваших краев. Вы ее случайно не знаете? Ее зовут Эйвери Дэниелз.
«Эйвери Дэниелз, Эйвери Дэниелз, Эйвери Дэниелз!»
Толпа кричала ее настоящее имя, а они с Тейтом проталкивались к помосту.
«Эйвери Дэниелз, Эйвери Дэниелз, Эйвери Дэниелз!»
Люди были повсюду. Она споткнулась и отстала от Тейта. Толпа поглотила его.
«Тейт!» – крикнула она.
Он не слышал ее из-за голосов, орущих ее имя.
