Он поставил поднос на стол.
— Надо надеяться, что это получше еды в лагере Санчеса.
— Может, пища отравлена? — Лара подошла к столу, продолжая расчесывать щеткой мокрые волосы.
— Может, но сомневаюсь. Зачем такие сложности, если он хочет нас убить? Он мог бы это сделать на глазах у публики.
На подносе стояли тарелки с фруктами и сыром, жареная курица и минеральная вода. Кей взял с блюда куриную ногу и без аппетита надкусил.
— Непонятно, почему он нас отпустил.
Лара начала чистить апельсин.
— Правда удивительно?
— Очень. Не знаю, чего я ожидал, но только не этого. — Не выпуская из руки куриную ногу, он обвел взглядом комнату. — Это не отель люкс, но и не хижина с земляным полом.
Кей некоторое время сосредоточенно жевал.
— Подведем итог. Наши жизни в обмен на то, что я доставлю в Штаты его послание? Что-то тут не так. Слишком просто. Если он хотел передать послание нашему правительству, он бы воспользовался более важной фигурой, чем мы. Например, он мог обратиться к главе дружественного государства. — Он бросил на тарелку кость и открыл бутылку воды. — Почему он нас оставил в живых, Лара?
Она положила на поднос наполовину очищенный апельсин.
— Я не знаю. — Она подошла к окну, раздвинула занавески и посмотрела на улицу.
— Съешь апельсин. Ты не ела уже столько времени.
Лара с отвращением посмотрела на пищу на столе.
— Я не желаю быть хоть чем-нибудь обязанной Эмилио Санчесу, — Не глупи, к чему такие жертвы. Тебе надо поесть.
— Я не голодна, Кей. Просто мне не дают покоя мои мысли. — В ее голосе прозвучало недовольство, но это было недовольство собой. — Я пытаюсь во всем разобраться.
— В чем?
— Не знаю. В разных вещах. Во всем. В том, что здесь случилось три года назад. Думаю о Рэндалле. Об Эшли. Я стараюсь не вспоминать о яме, где ее закопали, иначе я сойду с ума. — Она смяла в руке занавеску. — Я должна помнить Эшли только живой. Какой умно' й и веселой она была, сколько радости мне принесла за то короткое время, пока была со мной. — Ее голос начал дрожать. Она смолкла, чтобы успокоиться. — Моя дочь никогда не вернется ко мне. Но если я буду вспоминать о ее жизни больше, чем о ее смерти, то не так уж важно, где покоится тело Эшли. Ее душа по-прежнему жива. Если смотреть на все с такой точки зрения, то нашу поездку сюда можно считать успешной.
— Ты должна была здесь побывать, чтобы примириться со смертью Эшли.
Лара кивнула.
— Этот период в моей жизни слишком затянулся. Я обвиняла всех в том, что они судят обо мне по газетным заголовкам, но больше всех виновата я сама. Нельзя до бесконечности считать себя жертвой. Пора мне подумать о своем будущем.
— В Иден-Пасс?
— Нельзя сказать, чтобы я добилась там большой удачи, — заметила она, повернувшись к нему лицом.
— Но не из-за того, что ты плохой врач, а из-за нас, Такеттов. Мы тебе здорово потрепали нервы.
Она вдруг отвернулась, не желая смотреть на него.
— Скажи мне, Кей, почему это произошло между нами?
— Ты имеешь в виду вражду? Или другое?
— Другое.
Она услышала, как он задержал дыхание. Потом наконец сказал:
— Ты врач. Тебе лучше знать.
Она знала и подтвердила кивком головы.
— Люди, подвергшиеся смертельной опасности и выжившие, — начала она медленно, — очень часто сразу же после этого нуждаются в сексе.
Он приподнял бровь, выражая то ли любопытство, то ли сомнение. Лара не была уверена, что Кей имеет в виду.
— Тут есть свой смысл. Секс — это наивысшее освобождение чувств и одновременно доступный способ подтвердить бесконечность жизни. Некоторые мои пациенты с раскаянием мне признавались, что сразу после участия в похоронах занимались любовью. И при этом с особой страстью. Человеческие существа испытывают врожденный страх смерти. А секс — мгновенное подтверждение незыблемости жизни. Естественно, что после мучительных испытаний, которым мы подверглись в последние несколько дней, мы постарались избавиться от накопившихся страхов и эмоций с помощью секса, жестокого, агрессивного. Мы с тобой являемся классическим примером подобного феномена.
Кей вежливо слушал. Потом подошел к ней так близко, что Лара запрокинула голову, чтобы смотреть ему в лицо.
— Какая ерунда. Случилось все потому, что мы этого хотели. — Он крепко ее поцеловал, так что у нее заболели губы. — И к черту всякие выдумки и оправдания.
По пути к кровати они сняли с себя недавно надетую одежду. Он сел на кровать и поставил Лару между коленями, приподнял ее груди и легким движением языка притронулся к соскам.
Глаза Лары невольно закрылись, и дыхание стало неровным и коротким. Она наматывала на пальцы пряди его волос, но не мешала его голове свободно путешествовать по ее телу, от грудей до бедер. Щетина царапала ей живот, и это создавало удивительное, неизведанное ощущение. Она почувствовала, как приятной тяжестью и теплом наполнились ее бедра.
Кей положил ладони ей на ягодицы и притянул поближе к себе, к своему лицу. Носом и ртом он ласкал ее живот. Он целовал пупок, нежную кожу ниже пупка. Его теплое дыхание шевелило волосы у нее на лобке.
Кей положил ее на кровать на спину, а свою голову опустил в ложбину между ее бедрами. Он целовал без стеснения и без оглядки. Его губы нежно ласкали, а ловкий язык умело будил совсем новые чувства. Он точно знал, словно ловя сигналы из ее подсознания, когда приостановиться, когда погладить, когда крепко прижаться ртом и затем снова ласкать самым кончиком языка.
Когда наконец она увидела его над собой, она была пресыщена, переполнена, пьяна радостью удовлетворенного желания. Но ее губы тут же ответили на его ищущий поцелуй. И, когда она ощутила его внутри, это было новое начало, новая страсть, а не усталое завершение.
Он осторожно провел пальцем по шраму на ее плече.
— Больно было?
— Очень. Врачи считали, что мне сильно повезет, если я сумею пользоваться этой рукой.
— А ты, конечно, решила им доказать, что они ошибаются.
— После того как зажила рана, я еще многие месяцы проходила курс физиотерапии.
Он, раздумывая, смотрел на нее.
— Мне кажется, Лара, тебе пора перестать терзаться, что ты не умерла вместе с Эшли и Рэндаллом.
— Ты считаешь, я придумала себе такое наказание?
— В какой-то мере, да.
Она приподнялась на локте и оглядела его обнаженное поджарое тело. Кроме шрама на ноге, на его торсе было много других рубцов и следов ранений.
— А как насчет тебя? Ты безрассудный. Ты попусту рискуешь. Ты-то за что себя наказываешь?
— Это разные вещи, — нахмурился он. — Я рискую ради риска, только и всего.
Ее взгляд поведал ему, что она не верит его словам. Она продолжала разглядывать его шрамы. Особенно страшным казался длинный неровный рубец на груди под правой рукой.
