Джейнэллен не могла представить, сколько их поддалось магическому очарованию ее братьев, и в первую очередь Кея. Она часто грезила, как будет баловать многочисленных племянников и племянниц, но мечта оставалась только мечтой. Кей обожал женщин, причем самых разных. Но ничто не свидетельствовало о том, что он скоро угомонится, связав себя брачными узами.
— А ты ловко умеешь надевать на мужчин штаны, — заметил он шутливо. — А снимать-то умеешь? Я очень на это надеюсь, — добавил он.
— Замолчи!
— А все-таки?
— Нет! — Она почувствовала, что у нее загорелись щеки. Кей всегда заставлял ее краснеть.
— А почему нет?
— Меня это не интересует, вот почему, — отрезала она. — Кроме того, никто пока не очаровался моей привлекательной внешностью.
— Не вижу в ней ничего плохого, — настаивал он.
— И привлекательного тоже.
— Потому что ты вбила себе в голову, что ты некрасивая, и одеваешься соответственно. Ты такая… — Он неодобрительно показал на ее строгую блузку. — Такая застегнутая на все пуговицы.
— Я… на все пуговицы?
— Именно так. Тебе надо расстегнуться. Расстегнуть все пуговицы и крючки. Дать себе волю, сестренка.
Она изобразила негодование.
— Я, как старая дева, отказываюсь слушать подобные ужасные вещи.
— Старая дева! Какая еще… Послушай меня, Джейнэллен. — Указательным пальцем он почти касался кончика ее носа. — Послушай, ты совсем не старая.
— Но и не первой молодости.
— Ты на два года моложе меня. Значит, тебе тридцать четыре года.
— Ты немного ошибся.
— Ладно, тридцать три. Тебе до старости еще ой как далеко. Бабы в наши дни ждут до сорока, чтобы родить детей.
— Сомневаюсь, чтобы им понравилось, как ты их называешь.
— Самое главное, чтобы ты меня поняла, — настаивал он. — Ты даже еще не достигла полного расцвета своей сексуальности.
— Кей, прошу тебя.
— И единственной причиной, почему ты еще «девушка», если это действительно так…
— Это так.
— Что ж, можно только пожалеть… Единственной причиной является то, что ты сторонишься любого мужчины, который еще только подумывает, а не пошарить ли у тебя в трусиках.
Джейнэллен, онемев от его грубости, молча уставилась на брата. Она работала среди мужчин восемь часов в день, пять дней в неделю и, случалось, в субботу и воскресенье. Как правило, язык этих людей сочный и красочный, но они его придерживали, если поблизости оказывалась мисс Джейнэллен. А когда ее подчиненные к ней обращались, то их речь могла считаться образцом вежливости.
И конечно, Джоди убила бы на месте любого мужчину, позволившего себе вульгарно выражаться в ее присутствии или в присутствии ее дочери. Как ни странно, Джоди сама обладала довольно обширным набором непристойностей и ругательств и пользовалась ими, не замечая этой своей слабости.
Джейнэллен хорошо знала, что своей манерой держаться она возводит невидимую стену, препятствуя непринужденному дружескому общению с другими людьми. Она считала свою застенчивость серьезным недостатком. Это налагало на нее печать отчужденности и подтверждало, что она не привлекает мужчин на любом уровне отношений, включая дружбу. Она даже не могла быть запанибрата в мужской компании, хотя выросла вместе с Кларком и Кеем.
Она не столько обиделась, сколько поразилась непристойному замечанию, хотя в какой-то мере брат ей польстил. Кей, правда, не догадывался о ее чувствах.
— Черт возьми, — бормотал он с раскаянием и гладил ее по щеке. — Прости меня. Я не хотел сказать ничего плохого, но ты слишком строга к себе. Ради Бога, смотри на вещи проще. Радуйся жизни. Возьми на год отпуск и поезжай в Европу. Веселись. Шуми. Скандаль. Только не замыкайся в себе. Жизнь слишком коротка, чтобы хмуриться. Она проходит мимо тебя.
Джейнэллен улыбнулась, взяла его руку и поцеловала.
— Извинения приняты. Ты не хотел меня обидеть или оскорбить мои чувства. Но ты ошибаешься, Кей. Жизнь не проходит мимо меня. Моя жизнь здесь, и я ею довольна. Я очень занята и просто не представляю, что бы я делала в другом месте, даже если меня там ждет любовь или что-то еще. Согласна, моя жизнь кажется серой по сравнению с твоей, но это моя жизнь. Ты перекати-поле. А я домоседка, меня не привлекают ссоры, шум и скандалы. — Она положила руку ему на плечо. — Я не хочу с тобой спорить в первый день твоего приезда после того, как Кларк… — Она не смогла продолжать. Сняла руку с его плеча. — Пойдем вниз. Кофе уже готов.
— Прекрасно. Одна-две чашки не помешают перед встречей со старушкой. Когда она обычно встает?
— Старушка уже встала.
В дверях комнаты стояла их мать Джоди Такетт.
Бови Кейто проснулся от того, что кто-то с силой толкал его в бок носком ботинка.
— Эй ты, вставай.
Бови открыл глаза и перевернулся на спину. С трудом он вспомнил, что ночевал в кладовой бара «Под пальмой», самого шумного, буйного и обшарпанного бара из шумных, буйных и обшарпанных баров по обеим сторонам узкого шоссе на окраине Иден-Пасс.
Недавно нанятый уборщиком, Бови выполнял большую часть своей работы после двух часов ночи, когда бар закрывался, а в это время он закрывался, если оказывалось мало посетителей. Помимо жалкой зарплаты, выплачиваемой хозяином бара, Бови было разрешено ночевать в спальном мешке на полу кладовой.
— Что случилось? — спросил Бови, с трудом продирая глаза. Ему казалось, что он не проспал и двух часов.
— Вставай.
Снова последовал удар в ребра, но на этот раз скорее в качестве напоминания. Первым желанием Бови было схватить безжалостную ногу и оттолкнуть ее в сторону, таким образом лишив обидчика равновесия и приземлив на все три точки.
Но Бови провел последние три года в тюрьме штата как раз за то, что дал волю своим чувствам и рукам, и не стремился провести там еще один срок.
Молча, без замечаний и жалоб, он сел на пол и потряс все еще сонной головой. Щурясь от солнечного света, проникавшего через окно, он рассмотрел силуэты двух стоявших над ним мужчин.
— Прости, Бови. — Это был Хэп Холлистер, владелец бара «Под пальмой». — Я объяснил Гасу, что ты был тут всю ночь, никуда не отлучался с семи часов вечера, но он настаивает, что обязан проверить, потому что ты бывший заключенный. Они с шерифом с вечера опросили всех в округе, и на данный момент ты единственная подозрительная личность в городе.
— Единственная, этого не может быть, — бормотал Бови, с трудом поднимаясь на ноги. — Не беспокойся, Хэп, — улыбнулся он мрачно своему новому хозяину, затем повернулся к лысому, оплывшему, толстому помощнику шерифа. — О чем речь?
— Речь о том, — раздраженно передразнил помощник шерифа, — что вчера вечером миссис Дарси Уинстон чуть не изнасиловали и чуть не убили в собственной кровати. Вот о чем речь.
Он рассказал им о нападении.
— Мне очень печально это слышать. — Бови взглянул по очереди на помощника шерифа и на Хэпа, но они продолжали молча смотреть на него. Бови быстрым движением поднял и опустил плечи, выражая недоумение. — Кто такая миссис Дарси Уинстон?
