Вскоре многодневная усталость взяла свое, и он задремал. Сон пришел легкий, невесомый, как елочная вата, и в нем была свежесть ночи, запах зелени и ожидание надвигавшейся грозы. И это тревожное ожидание постепенно наполняло его всего и стало основным, главным, и, еще не проснувшись до конца, он привычным движением выдернул из кобуры пистолет. А когда пришел в себя окончательно, то понял, что в комнате кто-то есть.
– Не стреляйте, пожалуйста, не стреляйте, – сказали из темноты, – я Кравцов.
Данилов и Кравцов
– Садитесь. Если у вас есть оружие, положите на стол. Я вынужден вас задержать, гражданин Кравцов.
– Я пришел сам. Мне передала жена о вашей встрече. Я пришел потому… В общем, я понял, что вам можно верить.
– Спасибо, все это очень трогательно. Оружие!
– Я уже положил его. Сразу же, как вошел.
– Я должен задать вам всего один вопрос. Кто убил Ерохина?
– Музыка… Я шел к городу, шел опушкой леса и видел Ерохина, он ехал на велосипеде. По моим расчетам, мы должны были встретиться с ним у поворота на райцентр.
– Зачем?
– Я не мог больше так жить. Не мог больше ходить в личине предателя. Я должен был поговорить с ним, рассказать все как было, назвать некоторые детали, известные только ему. Они, эти детали, наверняка позволили бы ему поверить мне.
– Вы можете обо всем рассказать?
– Вы не поймете, вы не знаете…
– Так давайте попробуем, возможно, узнав, я пойму.
– Хорошо. Нет… Нет… Не зажигайте света, не надо. Или это у вас профессионально, как в книжках пишут, – глаза, чтобы видеть, руки?..
– В книжках многое пишут. Не хотите – будем сидеть в темноте.
– Хочу. Как мне вас называть?
– Иван Александрович.
– Да… Да… Вы никогда не поймете этого. Нет ничего страшнее, когда тебя считают врагом. Предательство – это… ну, не только черта характера, это, если хотите, профессия. Да, поверьте мне. Я не желаю вам, да и никому другому пережить то, что пережил я. Хорошо, хорошо… По порядку. Я пришел с финской. На фронте был сапером. Старшим лейтенантом. Воевал не хуже других, но, видимо, и не лучше… Награжден значком, памятным. Так. Приехал, снова дела принял… До меня здесь Малыхин работал, пьяница, очень плохой человек. Работу он развалил и, не сдав дела, уехал, написал заявление, что, мол, на «Североникель». Я принял дела, сразу начал восстанавливать все, но тут появилась статья Ерохина о городском хозяйстве. Он о Малыхине писал, а редактор взял да везде фамилию и поправил на мою. Мол, чего с уехавшего взять, а я рядом – ответить могу. А время помните какое было? Да, конечно, вы помните… Тут комиссия, ревизия… Васильев, наш первый секретарь райкома, был в отъезде, его замещал Блинов, человек хороший, но новый, с учебы к нам попал, не разобрался. В общем, исключили…
– А как Ерохин реагировал на все это?
– Он заявление писал на редактора и в мою защиту, но ему тоже чуть беспринципность не пришили. Однако мы с ним были всегда не то чтобы друзья, но уважали друг друга.
– Это заявление сохранилось?
– Да, на его основании потом был освобожден от должности редактор газеты. Именно после письма Ерохина прислали настоящую комиссию, разобрались, а тут уж война… Когда немцы подошли, меня вызвали в НКВД и предложили остаться в городе. В общем, все логично, я «обижен» советской властью, даже инсценировали, что именно я спас от взрыва городское водоснабжение.
– С кем вы поддерживали связь?
– Только с Васильевым и Котовым.
– Котов – это начальник НКВД?
– Да.
– Вы знаете, что он погиб?
– Да, знаю. Он шел ко мне. Перед этим ночью ко мне домой пришел Васильев, он приказал спасти от взрыва город.
– Вы выполнили приказ один?
– Нет, у меня была группа, три человека, они погибли в перестрелке, а меня ранило, едва добрался до дому. Немцы уже отступали, и меня начали разыскивать как врага. Тут я узнал, что Котов погиб, а отряд ушел на запад.
– Почему вы не явились в органы?
– Как предатель, я был бы немедленно расстрелян. А мне жить хочется, тем более Васильев сказал, что меня восстановили в партии.
– Хорошо, о вашей деятельности я уже запросил отряд Васильева.
– Это правда?..
– Я всегда говорю правду, во всяком случае, стараюсь это делать. Расскажите об убийстве Ерохина подробно.
– Когда я увидел его едущим на велосипеде, то побежал, чтобы успеть к месту встречи. Вдруг раздался выстрел. Я обернулся и увидел, что Ерохин лежит, а из кустов выскочил человек…
– Вы узнали его?
– Потом да, когда встретил. Это был Бронислав Музыка, бывший начальник полиции.
– Что вы сделали?
– А что мне оставалось? Если бы меня увидели рядом с Ерохиным, то и убийство приписали бы мне, как врагу. Я решил убить Музыку, полез в карман и вспомнил, что забыл пистолет на пасеке.
– Где?
– Я скрывался на пасеке, здесь недалеко, у своего двоюродного брата-инвалида. А Музыку я все равно встретил. На опушке. Он увидел меня и засмеялся: не успел, мол, сказать, бургомистр? А я успел, рассчитался за тебя. Так всегда, дескать, пока вы, фраера, дергаетесь, деловые в цвет попадают.
– Вы точно передали разговор?
– С жаргоном этим? Точно! Потом он меня к ним звал. Говорил, мол, один пропадешь, а с нами и потуляешь и поживешь широко. Когда я отказался, он мне сказал: «Надумаешь, приходи на кирпичный завод к Мишке, сторожу, я его предупрежу, он тебя ко мне на дрезине доставит». Я испугался его откровенности, он зверь, вы же слышали о нем… Тогда я ему обещал, что приду точно, только, мол, возьму ценности. Он засмеялся и сказал, чтобы я не опаздывал, а если попадусь, то чтобы лучше стрелялся сразу, не ждал, пока коммунисты к стенке поставят.
– Что означают его слова «на дрезине»?
– От кирпичного завода идет узкоколейка – четыре километра, прямо к торфоразработкам, они находятся на территории соседнего района.
– Так… Пока все, я вам верю, но до прихода подтверждения вынужден задержать вас.
– Я понимаю.
Данилов
Он закрыл окно и опустил штору. Сразу в комнате стало темно и тревожно. Ощущение это длилось всего несколько секунд, пока он не зажег лампу. Даже крохотный поначалу огонек заставил его зажмуриться, таким ярким показался он после темноты. Теперь можно было осмотреться. Первое, что он увидел, – пистолет «ФН», пятнадцатизарядный, лежавший на столе. Иван Александрович взял его, вынул магазин, передернул затвор, патронник был пуст. Полтора десятка тупоголовых, крупных, как орехи, пуль лежало в обойме. Теперь он окончательно верил Кравцову. Враги всегда досылают патрон в ствол, потому что им нужно стрелять, и желательно первыми. Данилов сунул пистолет в сумку и только тогда как следует поглядел на Кравцова, до этого он следил за ним боковым зрением, на всякий случай, по привычке. За столом сидел человек с острым лицом, чуть прищуренными от света лампы глазами. Он был худощав, скуласт, седые, слегка вьющиеся волосы падали на лоб. Иван Александрович сразу заметил, что инженер
