Энди так резко поставила стакан на стол, что вода пролилась на скатерть.
– Что это значит?
– Ты о чем?
– Это твое двусмысленное «угу».
– Тебе показалось, – сказал он с такой притворной искренностью, что ей захотелось закричать. – Если ты услышала в моем «угу» нечто большее, значит, твоя совесть нечиста.
– Ошибаешься.
– Тогда чего ты кричишь?
Его безмятежность привела ее в бешенство.
– Скажи Грейси, что сегодня я отказываюсь от десерта, – прошипела она, вскакивая со стула.
Уже у двери ее нагнал веселый голос:
– Приятных снов, Энди.
То, что он повторил ее же собственные слова, подслушанные из разговора с Лесом, до такой степени взбесило ее, что она больше не могла сдерживать свое бешенство. Энди резко обернулась.
– Иди к черту, Лайон, – сказала она елейным голоском и вылетела вон из комнаты.
Следующий день прошел успешно, хотя не без шероховатостей. Накануне вечером ребята выпили слишком много пива и теперь страдали от последствий. Но Энди не боялась, что это отразится на работе. Был случай, когда после бурной пирушки они сняли настоящий шедевр.
Генерал Рэтлиф вел себя так же раскованно, как вчера. На этот раз съемки проходили в оранжерее, где Энди впервые повстречалась с ним. Джеф снимал при естественном свете и только изредка, когда это было совершенно необходимо, просил Тони добавить освещения. Он даже разрешил оставить включенным вентилятор на потолке.
Было только одиннадцать часов утра, когда Джеф выключил свою камеру.
– Вот это да! Все прошло без запинки. Жаль, что этот фрагмент такой короткий. По-моему, вы оба только начали разговариваться.
– Если хотите, Энди, я с радостью готов продолжить, – удивил ее генерал.
– Я не хочу, чтобы вы переутомились.
– Отец, надо остановиться, пока ты действительно не устал.
– Я чувствую себя превосходно, Лайон. Правда. – Он слегка повернул кресло, чтобы посмотреть на сына, стоящего в противоположном углу комнаты. – Давайте продолжим.
– Джеф, что ты скажешь? – спросила Энди.
– Я готов. Мне ужасно нравится этот фон. К ленчу они отсняли еще одну получасовку.
Лайон решил обедать с отцом, а для Энди и ее ребят Грейси накрыла в столовой. Покончив с обедом, они пили охлажденный чай и обсуждали отснятый материал и планы на завтрашний день.
– Я и не думал, что он такой молодец, – заявил Джеф. – Когда Лес сказал мне, что старине уже девяносто, я подумал: «Боже, что мы будем делать, если он начнет заговариваться или пускать слюни?»
Энди ощетинилась:
– Джеф, он может быть болен, но он не страдает старческим маразмом.
– Чего ты кипятишься, Энди? Я ничего не хотел сказать.
– У него потрясающее чувство юмора. Никак не ожидал. Чего стоит его рассказ о том, какой он никудышный стрелок, – попытался разрядить возникшее напряжение Джил.
– Здесь такая жарища, наверное, почище, чем в аду, – проворчал Тони, но его жалоба осталась без внимания.
– Интересно знать, что скрывает этот старик? – неожиданно сказал Джеф.
Судя по тому, как отреагировала на эти слова Энди, можно было подумать, что разорвалась бомба.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, резко повернувшись. – Почему ты думаешь, что он что-то скрывает?
Джеф пожал плечами:
– Лес сказал, что он не хочет рассказывать о войне, и, возможно, у него есть тайна, которую он хочет унести с собой в могилу.
– Лес сумасшедший. Ты же знаешь, что ему частенько приходят бредовые мысли.
– Которые в итоге оказываются абсолютной истиной, – заметил Джеф.
– Только не на этот раз.
– А ты уверена? Лес сказал, что ты собиралась подружиться с сыном, чтобы постараться выудить у него информацию. Ну и как? Нашла что-нибудь солененькое?
Какой-то звук позади них заставил их обернуться. Под аркой, ведущей в холл, стоял Лайон. Он смотрел на Энди, и глаза его были почти черного цвета. Обеими руками он так сжал соломенную шляпу, что костяшки его пальцев побелели.
