Она подала Престону руку, и он повел ее по винтовой лестнице. Темные доски палубы были отполированы до зеркального блеска. Остановившись в центре импровизированной танцевальной площадки, Престон поклонился оркестру, собранному из моряков команды. Мэтти присела в реверансе. Музыка стихла. Квартет приветствовал публику.
Престон поклонился Матильде. Она опять присела. Престон похвалил:
– Уже намного лучше.
Не успела она сказать что-нибудь остроумное, как он принялся показывать ей основные движения танца. Мэтти была вся внимание. Конечно, она будет танцевать вальс, чего бы это ни стоило. С Престоном!
– Шаг вперед правой ногой, левая скользит вверх и в сторону, упор на левую ногу, потом опять правая нога… мы дошли до середины. Шаг назад левой, скользите правой, заканчиваете левой. Теперь все сначала. Давайте пройдемся вместе.
Стоя друг напротив друга, они повторили фигуру танца несколько раз.
– Правая нога, скольжение, левая нога… голова вверх, спина прямая. Не смотрите под ноги! Левая нога, скольжение, правая нога. Снова! Вот так. Скольжение…
– Я поняла! Я поняла! Думаете, я такая бестолковая?
– Тогда пусть музыка играет.
Престон встал перед ней, положил ее левую руку себе на плечо. Правой рукой он обнял ее – ладонь легла ей на спину между лопаток. Странно, ладонь теплая, а по спине прошел холодок. Ее правая рука очутилась в его руке. Затем Престон кивнул музыкантам.
Первые восемь тактов они стояли неподвижна, как фарфоровые фигурки на каминной полке. Скрипка заиграла веселую мелодию. Вступили другие инструменты, и Престон повел ее в танце.
Раз, два, три – считала она про себя. Затем мелодия подхватила ее и унесла, и она просто подчинилась ее ритму.
Престон учил ее плавным поворотам, подталкивая легонько в спину или потянув за руку. Ей было легко следовать за ним. Она откинула голову назад. Звезды сверкали; как бриллианты, разбросанные по черному бархату неба. Ей казалось, их можно схватить, только руку протяни.
Темп нарастал. Объятие Престона стало теснее, от широких поворотов кружилась голова. Мир вращался все быстрее и быстрее. Мэтти закрыла глаза.
– Смотрите на меня, и голова перестанет кружиться. Она мигнула и посмотрела ему в лицо, прямо в глаза. Он усмехнулся:
– Спорю, что вам нравится.
Мэтти не могла подобрать слова, чтобы описать, что она чувствует. Она просто кивнула и улыбнулась.
Крещендо! Последние аккорды унеслись в море. Последнее кружение, его рука над ее головой. Он поклонился. Она присела и засмеялась. На элегантный реверанс сил уже не было – и все равно она заслужила аплодисменты Келсо и Эдит, которые наблюдали за ними с балкона.
Мэтти послала воздушный поцелуй слугам и музыкантам.
– А обо мне вы не забыли?
– Спасибо.
– Вы оказали мне большую честь. Говорят, женщины запоминают свой первый вальс на всю жизнь.
– Не только за вальс. За эту ночь! За луну! Это просто волшебство…
– Я не отвечаю за луну или за погоду…
– А еще за музыку, за обед! Спасибо за чудесный вечер…
Она раскинула руки. Глубоко вздохнув, она медленно закружилась по палубе. Затем обхватила себя за плечи…
– Что вы делаете?
– Когда в детстве я не хотела уходить откуда-нибудь или забывать что-нибудь, отец учил меня – обними все это руками! Звуки, запахи… а потом заверни и сложи в сердце. Тогда это место не забудется, потому что всегда будет со мной.
– Знаю способ получше.
Престон кивнул музыкантам, увлекая ее в новый танец. Она спросила, кокетливо улыбнувшись:
– А второй вальс женщины тоже не забывают?
Престон посмотрел в лицо той, которую держал в объятиях. Понимает ли она, как легко ее сейчас соблазнить? Сторожевые собаки на балконе – несерьезная помеха. Шепнуть на ушко что-нибудь подходящее, несколько поцелуев украдкой в лунном свете… и можно вальсировать прямо в спальню.
Престон чуть не сбился с ритма. Он вдруг понял, что задумал этот вечер специально для того, чтобы соблазнить Матильду. Как же это? Неужели привычка стала в нем второй натурой?
Было бы ошибкой ее соблазнять. Он чувствовал, что не хочет этого. То есть, конечно, хочет. Хочет ее так, как не хотел ни одну женщину за много лет. Но это было бы нечестно – и в этом крылась тайна. Никогда раньше он не считался с принятыми в обществе правилами, если его руки обнимали готовую на все женщину.
Конечно, с Анной он держался как почтительный джентльмен, ведь она любила его друга. Как, однако,
