он жалел об этом, и как больно и мучительно было сдерживать себя.
Теперь разочарование в прошлом, да и что общего у Анны с Матильдой? Они такие разные, во многих отношениях просто противоположность друг другу. Анна – холодная и элегантная. Матильда – солнечный свет и вдобавок само упрямство.
Они описали в танце широкую дугу. Ее искренний радостный смех вибрировал у него в груди.
Мэтти пронесется по душным лондонским салонам, как внезапный весенний вихрь. Она как-никак внучка герцога, к тому же у нее будет собственный, весьма ощутимый доход. Не говоря уж о том, что она непременно получит наследство. Она станет самой желанной женщиной в Лондоне! Вероятно, это приведет в бешенство пару злобных матрон. Однако кому какое дело, как Мэтти жила раньше, если теперь она богата и знатна? Ее будут приглашать на все светские собрания, у нее появятся поклонники.
Вспомнит ли она о нем? Незаконнорожденный, хоть и носит знатное имя.
Музыка смолкла, закончился и танец. Когда общество узнает, какая благородная кровь течет в жилах этой девушки, оно примет ее с распростертыми объятиями. А узнай оно правду о его происхождении? Они бы все повернулись к нему спиной, задрав носы, словно от него несет зловонием.
Лучшее, что он может сделать для Матильды, – выполнить возложенное на него поручение, о чем и был уговор. Доставить ее в Лондон в целости и сохранности. Видимо, в сохранности от его низких намерений. Уж не это ли имел в виду Марсфилд?
– Что-то не так?
Крошечная морщинка прорезала ее лоб.
– Ничего. Почему вы спрашиваете?
– У вас такой вид, словно вы съели лимон. Я ведь не наступила вам на ногу?
Выполнить это поручение оказалось делом более сложным, чем он предполагал вначале. Ему следует сохранять дистанцию – ради них обоих. Не искать близости во всех смыслах. Он придумал эти уроки, чтобы проводить с Мэтти побольше времени, подружиться с ней. Но их можно использовать и совсем по- другому.
– Нет, вы не наступили мне на ногу. Но если вы способны выслушать некоторые замечания…
Она жалобно застонала:
– Неужели нельзя просто наслаждаться вечером? Она подняла глаза к небу. Ее плечи поникли.
– Это ваши слова – одежда и манеры решают все. Вы ведь хотите, чтобы наша затея удалась, не правда ли?
– Да…
Она скрестила руки на талии, как примерная школьница. Тем не менее глаза ее сверкали. Она нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
Престон не мог больше все это видеть. Ее непосредственность, шаловливость… Хватит!
Он принялся перечислять ее малейшие промахи. Улыбка на ее лице таяла, а он чувствовал себя так, словно вонзал нож себе в живот. Как делают харакири? Воткнуть в живот вакизачи – традиционный короткий самурайский меч. Провести им поперек, а затем вверх. Выдержать агонию в ожидании почетного конца.
Больнее всего было видеть, как гаснет ее радость, сознавая, что причина ее обиды – он сам. Однако когда-нибудь она скажет ему за это спасибо.
– Вы готовы продолжить урок?
Престон махнул рукой в сторону танцевальной площадки.
Холодным, бесцветным голосом она сказала:
– Я думаю, для одного вечера достаточно. Знаете, рыба, должно быть, была несвежая. Мне что-то нехорошо.
Быстро простившись, она двинулась вверх по лестнице, не дожидаясь, чтобы он ее проводил. Вот она исчезла в глубине салона. Эдит, с презрительной гримасой на лице, последовала за хозяйкой.
Престон было пошел за ней, не сознавая, что делает. Затем остановился. Распустив оркестр, он подошел к перилам и достал сигару из нагрудного кармана. Он не успел ее зажечь. Его вдруг стошнило за борт…
– Дело чести, черт побери…
Он вытер рот носовым платком. Раздался голос Келсо:
– Милорд?
Как долго камердинер стоит у него за спиной? Престон повернулся.
– Думаю, за обедом нам подали несвежую рыбу. Как удачно, что Мэтти уже изобрела это объяснение.
У него сейчас начисто отсутствует способность думать.
– Я пойду к повару и выясню. Что-нибудь еще? Может быть, принести коньяку?
Престон рявкнул:
– К черту!
Еще не хватало, чтобы коньяк напомнил о ее поцелуях! Келсо отшатнулся, не ожидая такой реакции. Престон сбавил тон:
