Он кончил не так шумно, как она, но так же бурно. Целую минуту после этого она тесно прижималась к нему, положив голову ему на плечо.
Когда она наконец выпрямилась, грудь ее блестела от пота, и блеск этот усиливался сиянием золотых цепей, свисавших с шеи. Ее кошачьи глаза еще теплились желанием. Она была так чертовски хороша в эту минуту, что у него захватывало дух… вернее, то, что от него осталось.
— Я люблю тебя, сукин ты сын.
Он хихикнул, слегка поморщившись от боли и от беспорядка, который они учинили.
— Я тоже люблю тебя.
Ни на мгновение не забывая о том, что от краха его отделяет всего лишь дверь, он с беспокойством подумал, сколько же времени провели они за этой дверью. Но, как бы то ни было, он не мог выпроводить Ясмин, не заверив ее в своей любви и преданности.
— Если я не звоню, так только потому, что беспокоюсь о тебе. Ты должна мне верить, Ясмин. Меня постоянно окружают люди. Я даже в туалет не могу спокойно сходить, кто-нибудь да обязательно увяжется. Когда я здесь, я работаю день и ночь. А в Нью-Орлеане еще более жесткий график.
Она взяла ладонями его лицо и притянула его рот к своим губам, прерывая пламенную речь медленным влажным поцелуем.
— Я понимаю. Правда, понимаю. Просто я чувствую себя так одиноко без тебя. Может быть, мы сможем провести вместе сегодняшнюю ночь?
Он был в крайней растерянности от собственной нерешительности. С одной стороны, разумнее уступить ее просьбе. Но с другой — риск быть замеченным именно здесь, в Вашингтоне, слишком велик.
— Я на самом деле не могу. У меня зарезервирован билет на пятичасовой рейс. Сегодня вечером в Нью-Орлеане большой прием, и я никак не могу его пропустить.
— Каким рейсом ты летишь? Я тоже полечу. Мы можем встретиться после приема.
Проклятье! Ситуация становилась угрожающей.
— Я не могу, Ясмин. Нам нужно заранее планировать наши встречи. Ты же знаешь. — Она выглядела рассерженной, удрученной и, кажется, что-то подозревала. Он быстро привлек ее к себе и снова поцеловал. — Господи, я бы и сам хотел, чтобы это было возможно. Позже, на этой неделе, я вырвусь в Нью-Йорк. Дай мне несколько дней, чтобы я мог все подготовить.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Она натянула платье и даже вернула шарф на прежнее место. Рубашка Алистера была безнадежно измята; он надеялся только на то, что под пиджаком будет незаметно. На колене застыло пятно, но от этого уже некуда было деться.
Ясмин достала из сумочки чек и положила его на стол.
— Я надеюсь, этот вклад не принесет мне неприятностей.
— Неприятностей? — переспросил Алистер, завязывая галстук.
— Хм. Один вклад мне уже вышел боком. Помнишь, я рассказывала тебе, что перевела деньги Джексону Уайлду под своим настоящим именем?
— Да? В самом деле? Ты тогда сказала, что стоит попробовать дать ему взятку.
— Да, но ничего не вышло. Я лишь потеряла тысячу долларов, а это непозволительная роскошь для меня. Мое сопроводительное письмо было возвращено с пометкой: «Отлично придумано». Я так и не узнала, сам ли Уайлд или кто-то из его лакеев написал это, но, очевидно, священник взяток не брал.
— Или так, или ты мало предложила.
— Ты прав. Но, как бы то ни было, помощник окружного прокурора Кассили докопался до этого. Он звонил мне в Нью-Йорк. Я чистосердечно призналась, что пыталась опорочить Уайлда, дав ему взятку, лишь бы он оставил нас с Клэр в покое. Кассили попросил показать ему то письмо, но я его выбросила сразу же, как только прочитала. Но это еще не все. Втайне от меня Клэр тоже посылала Уайлду деньги. Она мне всю плешь проела, ругая, что я утаила от нее свою затею со взяткой. Но я утерла ей нос, напомнив, что и она умолчала о своем переводе.
Так что мы здорово поскандалили.
— Ну и в чем проблема?
— А проблема в том, что Кассиди не верит нашим объяснениям.
— Судя по газетам, он пытается из ничего наскрести целое уголовное дело. Не волнуйся насчет этого.
— Я-то не волнуюсь. Все пройдет и забудется. — Она искоса посмотрела на него и подмигнула. — К тому же у меня есть роскошное алиби на ту ночь, когда был убит проповедник, не так ли?
— Да. Ты была в Нью-Йорке.
— Нет, я в шестьдесят девятый раз трахалась с гобой. — Рассмеявшись, она открыла ящик его стола и швырнула туда свои трусики. — Небольшой сувенир на память, сэр.
— Мне от тебя на память ничего не нужно. — Он не зря был политиком. Знал, когда и как нужно действовать наверняка. Сейчас, чувствуя опасность, он притянул Ясмин к себе. Обнявшись, они поцеловались. Его поцелуй скрывал нетерпение, се поцелуй — отчаяние, которого, впрочем, конгрессмен старался не замечать.
Наконец Ясмин собралась уходить. Он проводил ее до двери. Уже нажав на ручку двери, она вдруг обернулась:
— Алистер, если я когда-нибудь узнаю, что ты меня обманываешь, знай: я способна на все.
— Обманываю? Есть веши, которые мужчина скрыть не может. — Он взял ее руку и провел ею по ширинке брюк.
На этот раз, как ни удивительно, она не была настроена на ласку. Рука ее не продолжила любовной игры, предложенной Алистером.
— Я просто подумала, что тебе следует об этом знать, дорогой. В таких случаях я не теряю голову, не схожу с ума. Но расплачиваюсь за все сполна.
Что-то в ее тихом голосе насторожило Алистера. Открывая дверь, он успел натянуть приветливую улыбку, дабы предстать в подобающем виде перед секретаршей. Прощаясь, они с Ясмин пожали друг другу руки. Конгрессмен сердечно поблагодарил Ясмин за финансовую поддержку, которую она оказала, хотя и не являлась жительницей его штата. Ясмин вышла в сопровождении двух телохранителей, втиснутых в дешевые черные костюмы.
— О, я потрясена! — в порыве чувств воскликнула мисс Бэйнз, прижимая руки к своей костлявой груди. — Нет, вы можете себе представить?
— Нет, не могу.
— Она все-таки бесподобна. От такой знаменитости можно ожидать высокомерия, самодовольства, а она — как все нормальные люди.
— Хм. Что ж, вернемся к работе, мисс Бэйнз. Пожалуйста, не соединяйте меня ни с кем, кроме миссис Петри.
— О, она уже звонила, пока вы были заняты с Ясмин. Его охватила паника.
— Я ей сейчас же перезвоню.
— Это необязательно. Она просто уточнила время вашего рейса. Сказала, что встретит вас в аэропорту.
— Что ж, прекрасно. — Он уже было направился в свой кабинет, как вдруг обернулся, словно его внезапно осенило:
— Кстати, вы ей сказали, что ко мне приходила Ясмин?
— Нет.
— Я ей сам скажу сегодня вечером. Белль как-то говорила об этой топ-модели. Мечтает быть такой же изящной. — Посмеиваясь, он потер мочку уха, зная, что этот жест придает ему мальчишеский вид и добавляет симпатии — Женщины всегда хотят быть такими же костлявыми, как фотомодели. Всю жизнь мучаюсь — не могу понять почему. Это же так непривлекательно. Да, кстати, она оставила чек на пятьсот долларов. Конечно, мы любым суммам рады, но, право, не стоит вокруг этого вклада устраивать бум. Думаю, это был скорее рекламный трюк.
