— Но в противном случае он сам убил бы тебя.
— Может быть. Даже скорее всего.
— Тебя, конечно, полностью оправдали?
— Официально. Такого рода рейды полиции редко обходятся без непредвиденных проколов. Что- нибудь всегда случается. Когда страсти улеглись, остался непреложный факт: застрелен один из полицейских, и я его убийца. Если рейд оказывается не совсем удачным, кто-то становится козлом отпущения. В управлении полиции поползли слухи, что этот парень тайно работал среди мафиози, а я принял его за одного из них и выстрелил прежде, чем как следует разобрался в ситуации.
— Но ведь это же вопиющая несправедливость!
— Они заботились о своей шкуре. Нельзя же было, чтобы все узнали, что один из полицейских Хьюстона занимался сбытом наркотиков. Ему устроили похороны, как герою, с залпом из двадцати одного ствола и прочей дребеденью.
— Почему же ты не рассказал, как все было на самом деле?
— Лезть вперед со своей правдой? — с издевкой в голосе произнес Алекс. — Это выглядело бы так, что я сам все это придумал, чтобы ложью покрыть свою ошибку. Да и что значило мое слово против версии департамента?! Кроме того, у парня осталась жена. Беременная их первым ребенком. Не мог же я разоблачить его так, чтобы не измазать в дерьме их. Она даже ничего не подозревала, о его двойной игре.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю, и все. К тому же она никогда не пыталась получить припрятанные им деньги. Они так и остались лежать в сейфе, а она с малышом уехала к родственникам в Теннесси.
Кэт повернулась к нему лицом и любовно дотронулась до пересекавшего бровь шрама.
— Прости, Алекс. Как бы мне хотелось, чтобы ничего подобного с тобой не случилось.
— Я тоже этого хотел бы, — ответил он с невеселой улыбкой. — После этой истории я стал словно бельмо на глазу начальства. Каждый день работы был для меня пыткой. Те из моих коллег, кто не знал правду, презирали меня за то, что я чуть не провалил всю операцию. Те же, кто знал, относились ко мне настороженно, прикидывая, проговорюсь ли я или сумею сохранить молчание. Я стал изгоем. Моя карьера практически закончилась. В конце концов я сделал то, чего от меня ожидали: подал в отставку.
— Это прежняя твоя карьера закончилась, — уточнила Кэт. — Потому что именно тогда-то ты и начал писать свои замечательные романы.
Теперь она понимала, почему в его произведениях внутренняя каждодневная жизнь полицейских управлений была изображена без всякой поэтизации. Его героями были одиночки, боровшиеся с продажными политиками и полицейскими нередко ценой огромных личных потерь.
Кэт прижалась к его груди. Алекс провел рукой по ее спутавшимся волосам и приподнял ей подбородок.
— Жизнь действительно паршивая штука, но в ней есть и свои плюсы.
— Например? — игриво спросила она.
— Например, ты. — И, притянув ее к себе, он крепко поцеловал ее в губы.
Кэт проснулась внезапно, как будто кто-то позвал ее по имени.
Несколько мгновений она лежала неподвижно, напряженно прислушиваясь. Не услышав ничего, кроме ритмичного дыхания Алекса, она постепенно успокоилась, ее тело расслабилось, она наслаждалась его близостью, исходившим от него теплом и ощущением надежности.
Вспоминая, как они недавно занимались любовью, Кэт покраснела от собственной нескромности. С ним она потеряла всякую стыдливость. Она чувствовала, что может открыто выражать свою сексуальность… и. Боже мой, как это было прекрасно!
Кэт взглянула на его умиротворенное лицо. Морщинка между бровями стала менее заметной, почти разгладилась. Алекс мог больше не терзаться из-за того, что застрелил своего бывшего напарника. Поддерживая друг друга, они вместе справятся с их прошлыми кошмарами.
Она встала, чтобы сходить в туалет, и, натянув на себя его рубашку, спустилась вниз.
Сквозь задернутые шторы пробивался свет уличного фонаря, и Кэт, не включая светильник, без труда добралась до туалетной комнаты под лестницей. Когда она вышла оттуда, то поняла, что ей совсем не хочется спать.
Прошлой ночью она не сомкнула глаз. Вчерашний день также вместил в себя много дел и событий. Ночью они занимались любовью до полного изнеможения. И все же сейчас, проспав всего несколько часов, она чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся, хотя до рассвета было еще далеко.
Может быть, поесть? Нет, она не голодна.
Выпить чего-нибудь? Пожалуй, нет.
Внезапно дверь запертой комнаты, казалось, сама бросилась ей в глаза. Кэт несколько мгновений смотрела на нее, зная, что ей не следует поддаваться соблазну. Но врожденное любопытство не давало ей покоя.
А что, если она сейчас войдет в эту запретную комнату?
До сих пор Алекс очень негативно относился к ее вторжениям в его «святая святых», но ведь это было еще тогда, когда они почти не знали друг друга. Теперь все иначе. Они стали очень близкими и физически и эмоционально. Они больше не имеют друг от друга секретов. Безусловно его глупый запрет посещать эту комнату уже утратил силу.
Кэт подергала дверь и обнаружила, что она заперта. Ну что ж, значит, так тому и быть. По-видимому, ей все-таки не следует входить, не спросив предварительно его разрешения.
Несмотря на эти мысли, ее руки продолжали ощупывать дверь. Она встала на цыпочки и, проведя пальцами по верхней части дверного косяка, обнаружила тоненький медный ключик. Кэт приняла это за доброе предзнаменование. Если бы Алекс и вправду не хотел, чтобы она входила в его кабинет, зачем ему было оставлять ключ в столь доступном месте?
Она вставила ключ в замок — с тихим металлическим щелчком дверь отворилась. Кэт прислушалась: сверху не донеслось ни одного звука. Она вошла в комнату и, прежде чем зажечь свет, закрыла за собой дверь.
Комната страшно ее разочаровала. Если бы ей случилось проектировать писательский кабинет, место для уединенного размышления, она сделала бы его уютным и вместе с тем не лишенным индивидуальности. В нем были бы обшитые деревом стены, турецкие ковры и массивная кожаная мебель. Возможно даже, в углу она поместила бы глобус. А полки лучше всего заставить первыми изданиями и библиографическими редкостями, на них играли бы блики от причудливых светильников.
Мастерская Алекса была именно мастерской: утилитарной, обескураживающе неинтересной, лишенной всякой внешней привлекательности и индивидуальности. На складном столе с металлическими ножками и столешницей из оргстекла располагался компьютер с дисплеем и принтером. Рядом стоял факс.
В комнате имелось определенное количество книг, представлявших собой пестрое сборище, — от энциклопедий до бестселлеров известных романистов, но они не были в кожаных переплетах и не стояли на антикварных дубовых полках. Вместо этого книги сгрудились на серых металлических стеллажах. Стопка телефонных справочников служила подставкой для телефона.
В углу комнаты стоял стол, на котором Алекс, видимо, раскладывал нужные ему бумаги. Он был завален корреспонденцией, факсами и банковскими счетами. Здесь же лежал блокнот из линованной бумаги, исписанный какими-то странными закорючками, соединенными между собой стрелочками и звездочками, а чуть поодаль — несколько папок. На них были надписи, сделанные от руки, в целом папки имели весьма потрепанный вид. Судя по их замусоленным краям, ими часто пользовались.
Внимание Кэт привлекла фотография в рамке, стоявшая отдельно ото всей этой груды бумаг. Она поднесла ее поближе к лицу, чтобы лучше рассмотреть улыбающуюся пару. На этой фотографии у Алекса были большие загнутые вверх усы. Кэт подумала, что не упустит случая подшутить над ним на этот счет.
