Эйджеру хотелось закрыть глаза, притвориться, будто ничего этого не происходит, что существо, разгуливающее сейчас вокруг них, каким-то образом по-прежнему оставалось принцем Линаном Розетемом, сыном Элинда Чизела, его другом и государем. Но он не мог заставить свои глаза закрыться, не мог отгородиться от этих бессвязных, полубезумных-полуневнятных фраз, срывавшихся с уст Линана. Коригана и Гудон с посеревшими лицами решительно уперлись взглядами в пол. Дженроза же, как и Эйджер, смотрела на Линана, широко раскрыв глаза, испытывая нечто большее, чем страх. Уверенность. Она смотрела на Линана с уверенностью.
– Я завалю улицы головами своих врагов, – говорил между тем Линан.
Довольно, подумал Эйджер. Довольно всего этого. Он покинул товарищей и преградил путь Линану.
– Эйджер, что ты здесь делаешь?
Эйджер положил ладони на обе руки Линана.
– Отпусти их, – мягко попросил он.
Линан посмотрел на то, что держал, словно не знал о находящемся у него в руках. Тело Фарбена повалилось на пол. А голова Кудруна покатилась, пока не стукнулась о ногу одного из слуг.
– Коригана? – не отрывая глаз от Линана, позвал Эйджер. – Не будешь ли любезна помочь мне отвести его величество к нему в покои?
Коригана быстро двинулась к ним. Они вывели Линана из тронного зала. Когда они выходили, Эйджер через плечо посмотрел на Дженрозу. Он поймал ее взгляд и увидел, что, кроме уверенности, в нем также присутствовала и решимость, и в душе у него снова вспыхнула слабая искорка надежды.
ГЛАВА 22
Томар сидел на троне, пытаясь не заснуть, покуда двое землевладельцев спорили перед ним о правах на владение. Еще до того, как вошли оба притязающих, его секретари безуспешно пытались разъяснить суть притязаний обоих, и теперь он расплачивался за это. Король уже знал, каким будет его решение, но традиция – а вовсе не справедливость – требовала, чтобы оба притязающих могли полностью изложить свое дело. Он огляделся, замечая, как остальные в суде тоже борются с наливающимися свинцом веками и грозящей вывихнуть челюсть зевотой.
Тяжеловесная штука этот закон, размышлял он, сильно раздобревшая за века от многовековых пререканий чиновников и неудачных решений. В один прекрасный день он наконец соберется надлежащим образом кодифицировать чандрийские законодательные акты, располагая их в иерархическом порядке, чтобы и другие судьи могли определять исход важных дел, которые сейчас гривы отсылают в столицу. Еще одно дело, которым ему надо будет как-нибудь заняться, – исправление системы гривов. За свое царствование он повидал их немало, и в массе своей это были люди весьма отсталые.
Нет, поправился он, не все они такие. Был ведь и тот маленький храбрец в Арранской долине, который выступил против Джеса Прадо. У него, может, и не много здравого смысла, но определенно хватает смелости. Было, в конце концов, кое-что хорошее и среди отбросов, даже если это хорошее требовалось усиленно искать. Реформирование системы могло увеличить хорошее и уменьшить отбросы, и это действительно облегчило бы проблему с передачей слишком многих дел данному суду.
Он неуютно поерзал на троне; даже с подушкой под задом сидеть на нем все открытие судебного заседания, облаченным в парадное, с жезлом правосудия в руке и отчаянными стараниями придать себе заинтересованный вид, все равно было медленной пыткой. За дверью в тронный зал раздался шум. Томар поднял руку, останавливая землевладельца, который заунывно тянул что-то о Древних правах пути. У входа стоял судебный пристав, указывая, что его желал видеть кто-то, не вошедший в зал. А затем он заметил, что правое плечо пристава украшает копье его должности. Значит, этот кто-то, желающий его видеть, – особа королевской крови.
«О боже, наверняка ведь не Арива!»
– Любезные господа, – обратился он к спорящим. – Прошу прощения, но это дело придется отложить до другого раза. – Он повернулся к одному из своих секретарей. – Организуй для этих людей специальное слушанье. Их важное дело не должно быть отсрочено ни на миг дольше, чем необходимо.
Секретарь кивнул, подозвал землевладельцев, которые негодовали, но не успели ничего возразить, и отвел их в сторону. Томар сразу же сделал знак приставу, который промаршировал вперед. Следом за ним вошли две фигуры – мужчина и женщина. Он узнал обоих, и при виде женщины внутренне застонал. Он уж лучше предпочел бы Ариву.
– Чариона, – произнес он.
Хотя все в зале уже следили за приближением нежданных гостей, большинство не увидело копья на плече пристава и не узнало их. Когда же Томар произнес имя, по залу суда пробежал шепот, подобный ветерку над пшеничным полем.
Они пребывали в жалком состоянии. От одежды остались одни лохмотья, кожа вся в порезах и кровоподтеках, лица искажены от крайней усталости. Он так и не понял наверняка, что именно заставило его так поступить, но переполненный внезапной и неожиданной жалостью, Томар спустился с трона приветствовать их.
– Король Томар, простите за вторжение, – извинилась Чариона. – Но мы приехали издалека, и нам некуда было податься.
– Тогда добро пожаловать в мой дом, – официально произнес он, зная, что с их прибытием и этими его словами пришли в движение события, над которыми он скоро будет не властен.
Позднее, в тот же день, Томар послал за своим поединщиком. Когда Барис прибыл, то застал короля сидящим за столом, с лежащими перед ним тремя документами, в двух из которых он сразу узнал официальные письма из Кендры. Третье было написано на бумаге почти такого же хорошего качества, и он увидел, что Томар много раз разворачивал и складывал его.
– Сколько ты прослужил мне? – спросил его Томар, жестом приглашая занять кресло напротив.
Барису пришлось подумать над ответом.
– Лет двадцать. А может, и больше.
– Тридцать один год, – уточнил Томар.
