завещание вступит в законную силу, я получу более тысячи шестисот фунтов. Это известие нашло во мне лишь один отклик. Я хотела убежать из «Высоких зарослей». С такими деньгами я легко подыщу себе жилье, а затем и работу. Мне была невыносима мысль о том, что я должна жить с Грешемами, да еще в такой обстановке.
Я хотела сбежать и чувствовала себя виноватой. Конечно, я оказалась в Англии из-за мистера Грешема и его планов. Но он предоставил мне кров и хорошо со мной обращался. Я была ему обязана. Я успокаивала себя тем, что, если я уйду, они вздохнут с облегчением, а я могу, по крайней мере, заплатить им за все, что они на меня потратили.
По-прежнему самыми счастливыми были часы, проведенные в комнате для шитья. Наши с Маршем занятия продолжались. Однажды, во вторую неделю декабря, Марш задержался. Я занялась носовыми платками. Услышав, как открылась дверь, я сказала:
– Здравствуйте, Марш! Посмотрите, я не сижу по-турецки, а изящно, колени вместе, как воспитанная барышня.
Дверь закрылась. Не услышав ничего в ответ, я подняла голову. Марш не улыбался. Он был бледен. Он подошел к креслу, как-то странно посмотрел на меня и сказал:
– Можно мне сесть, мисс Люси?
– Ах, Марш! Никогда не ведите себя, как слуга, когда мы одни, – я вскочила. – Да, садитесь, пожалуйста. Вам нехорошо?
Он опустился в кресло, облокотился на колени, сцепив руки. Он, казалось, смотрел сквозь меня.
– Мне… мне не по себе, мисс Люси. Буквально несколько минут назад… – он опустил руку в карман, – Битти нашла это на лестничной площадке рядом с вашей комнатой и принесла мне. Это ваше, мисс Люси?
Он протянул руку. На ладони лежало кольцо Николаса Сэбина. Я носила его, не снимая, на тонкой ленточке под платьем. Ничего не понимая, я поднесла руку к груди, словно хотела удостовериться, что его там нет.
– Да, это мое. Слава богу, Битти нашла его! – Я пальцем нащупала ленточку и вытащила ее из-за воротника. – Посмотрите, ленточка порвалась, и кольцо, должно быть, проскользнуло под одеждой, а я не почувствовала.
Я протянула руку, но Марш не торопился отдавать мне кольцо. Он держал его большим и указательным пальцами и смотрел на него с болью и сомнением.
– Можно… можно мне узнать, как вам досталось это кольцо, мисс Люси?
Я замялась.
– Я не могу вам все объяснить. Мистер Эдмунд сказал, чтобы я никому не говорила. Но его мне дал человек, о котором я вам рассказывала, тот в Китае, который попросил меня привезти документы в Англию.
– Человек, который… умер?
– Да. Марш, в чем дело? На вас лица нет!
– Я знаю это кольцо, мисс Люси, – тихо заговорил он, – у него форма необычная. Я купил его в Гонконге, когда был молодым солдатом, а потом подарил его своей жене.
– Вашей жене? Я не знала, что вы женаты. Но как? То есть если вы подарили его своей жене, то как оно могло?.. – я не закончила.
Марш повернул кольцо. Казалось, он меня не слушал.
– Подарок на память, – сказал он тихо и с трудом. – Это было давно. Тогда на нем были мои инициалы. Теперь здесь другие буквы – НС. – Он заморгал. Наконец, он оторвался от кольца и посмотрел на меня: – Они означают Николас Сэбин?
Я, потрясенная, смотрела на него, не мигая.
– Да, – наконец, сказала я. – Но… но как вы узнали?
– Я знаю кольцо, мисс Люси. Человек, который обратился к вам с просьбой перед смертью —…мой сын.
Я не могла в это поверить. Но и не поверить я тоже не могла, потому что Марш не мог говорить неправду, в этом я была уверена. Десятки вопросов возникали в голове, но я ни один не решалась задать. Я смотрела в скорбные глаза Марша, и сердце сжималось от боли. Я опустилась перед ним на колени и взяла его руку, державшую кольцо. Он тяжело вздохнул и его плечи еще больше опустились.
– Это был Ник? – ровным голосом спросил он. – Вы совершенно уверены? Может, кто-то другой, кому каким-то образом досталось это кольцо? Черные, вьющиеся волосы. Сильный. Узкие скулы, как у матери. И глаза. Кажется, что они все время смеются какой-то, только ему понятной, шутке.
Я крепко сжала его руку, чувствуя кольцо на своей ладони.
– Это был Ник. Мне так жаль, мистер Марш. Слово «мистер» получилось как-то само собой. Этот добрый человек за несколько минут стал для меня гораздо важнее, чем слуга. Гораздо важнее. Я больше не могла скрывать от него, что случилось в Ченгфу.
– Я должна рассказать вам о Нике, о том, что произошло в Ченгфу. Но, пожалуйста, не могли бы вы мне сначала объяснить, почему у него другая фамилия? И почему вы никогда не говорили о нем?
Он кивнул, заметил, что я стою на коленях.
– Пожалуйста, сядьте, мисс Люси!
– Нет. Мне так удобно. И вы не должны больше называть меня мисс Люси. Я объясню. Но сначала – вы.
– Хорошо… – в его глазах была скорбь, но лицо приняло обычное, спокойное выражение. – Грустная и простая история. Видите ли, у нас был неравный брак, и моя бедная жена расплатилась за него сполна. Я был молодым солдатом и должен был отслужить двадцать один год. Я, в основном, служил за границей, а моя жена оставалась одна. Когда мы поженились против воли ее родителей, те от нее отказались. У нас был один ребенок, Николас, и за первые десять лет его жизни мы с ним виделись всего три раза, – он поморщился. – А потом он не желал видеть меня даже в тех редких случаях, когда я приезжал в отпуск. Его мать тоже не хотела меня видеть.
Марш, казалось, был очень далеко.
– Моя жена ожесточилась. Это понятно. Она снимала квартиру в бедном районе в Лондоне – самое большее, что позволяло мое солдатское жалованье. Ей еще приходилось работать белошвейкой, чтобы сводить концы с концами. Но мальчика она хорошо воспитала, занималась с ним, пока он был маленьким, учила его вести себя, как джентльмен. Это ее заслуга. Он получил стипендию и поступил в хорошую школу. Я спросила:
– Он учился вместе с Робертом Фолконом и Эдмундом, да?
Озадаченный, Марш устало посмотрел на меня.
– Откуда вы знаете, мисс Люси?
– Люси. Пожалуйста, просто Люси. Эдмунд мне сказал. Они с Ником дружили в школе. А Эдмунд знает о вас? О том, что вы отец Ника?
– Нет, нет! – он быстро покачал головой. – Никто не знает. Когда я уволился из армии десять лет назад и стал работать здесь, у мистера Грешема, я с изумлением обнаружил, что молодой хозяин, мистер Эдмунд, учился в Белвуде вместе с Ником, – он грустно улыбнулся. – Моя жена Клара не хотела меня знать, но я отправлял ей все до последнего пенни, ведь нужно было покупать одежду и книги для Ника. Бедняжка! Она работала день и ночь, чтобы обеспечить Нику учебу и рано слегла в могилу. Я всегда себя винил… глупо жениться на девушке не своего круга.
– А разве Ник не говорил никогда Эдмунду, что вы здесь служите?
– Ник не знал.
– Не знал, где его отец?
– Нет. Видите ли, он рос с большим предубеждением против меня. Даже когда ему было всего десять лет, он уже презирал меня. Ему была ненавистна сама мысль о том, что его отец – слуга. Думаю, это у него – от матери, хотя убежден, что она никогда плохо обо мне ему не говорила. Когда я видел его в последний раз, ему было четырнадцать лет. Он разговаривал со мной очень резко, сказал, что никогда не будет служить никому: ни военному, ни гражданскому. Я попробовал объяснить ему, что это то общественное положение, которое я получил по рождению, и что я горжусь тем, что я – отличный слуга. Способный,
