Улыбка блеснула в его глазах.
– Наверно, потому что ты глупая девчонка?
Я улыбнулась ему в ответ и пожала ему руки.
– Наверно. Но теперь-то я хорошо все понимаю. Просто я не знаю, что такое влюбиться, но я хорошо понимаю, что люблю тебя, Тоби, всем сердцем, потому что ты мой самый близкий и самый надежный друг.
– Значит... Ты выйдешь за меня замуж, девушка с бабочкой? – спросил он. – Ты выйдешь за меня замуж?
Я привлекла его к себе, обвила его руками свою талию и положила его голову себе на грудь. Мне хотелось, чтобы он знал, я не боюсь, я радуюсь его близости. С печалью и удовольствием я поняла, что мне легко это сделать, по крайней мере, я совершенно не стеснялась мужчины.
Я чувствовала, как мое сердце бьется у его щеки, и многое бы отдала за то, чтобы не говорить слова, которые должна была сказать, потому что мне было страшно потерять счастье, о котором я всегда мечтала, но которого не надеялась обрести, а теперь я должна была сама отступиться от него.
– Тоби, – сказала я и погладила его густые рыжие волосы, – если я стану твоей женой, то буду самой- самой верной и самой любящей из жен. Но, мой милый друг, я ничего не могу выкинуть из моей жизни. Ни четырех ужасных лет, ни множества мужчин. Я ничего к ним не чувствовала, разве что жалость к мальчишкам, и они не давали мне никакой радости. В этом смысле, Тоби, милый, ты будешь первым. Но меня столько раз продавали, что я боюсь. Боюсь, как бы их призраки не начали тревожить тебя когда- нибудь.
Он вздохнул и притянул меня поближе.
– Ханна, для меня эти призраки не существуют, – услыхала я глухой и счастливый голос. – Постарайся понять, красавица. Девушка, которую я люблю, стала такой девушкой, благодаря всему, что было в ее жизни хорошего и плохого. Если бы не твой колледж, я бы не знал, какая ты смелая и какая можешь быть сильная даже в самых страшных обстоятельствах. Я никогда не видел тебя сердитой, не слышал, чтобы ты пожалела себя или на что-то пожаловалась, и этим ты совершенно покорила мое сердце.
Я подняла его голову и поцеловала в лоб.
– А ты подумал, что будет, когда мы поженимся? Представляешь, в Корнуолле или на Средиземном море какой-нибудь твой друг или приятель узнает меня? Да и Райдеры и Ритчи все обо мне знают. Наверно, мы их никогда больше не увидим, но... Все равно может такое быть, что кто-то узнает меня, пойдут сплетни, и тебя отлучат от общества.
Тоби улыбнулся.
– Слишком маленькая вероятность, – сказал он, – потому что я не собираюсь становится членом общества. Однако все может быть, и я вот что думаю. Если какая-нибудь женщина начнет о тебе злословить, я напишу ее портрет, да такой, что лучше бы ей на свет не родиться, что-нибудь вполне узнаваемое и сатанинское, и выставлю его в парижской галерее или в лондонской. А вообще, я не хочу иметь никаких дел со сплетниками. Черт с ними. Ты меня поцелуешь, юная Маклиод?
Я рассмеялась, все еще держа его голову в своих руках, и сказала:
– Подожди, Тоби. Есть еще кое-что...
– Я знаю, что есть еще кое-что. Ты же не будешь отрицать, что я художник, и удачливый художник, а чего люди ждут от художника? Ну, конечно, он должен быть богемой. Я очень сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь узнает о твоем прошлом, но если так, то чего еще ждать от богемы. Большинство мужчин будет мне завидовать, а большинство женщин будет знать, что их мужчины мне завидуют.
Я заглянула в его глаза и не увидела в них даже тени сомнения.
– Тоби, когда я сказала «еще кое-что», я имела в виду совсем другое... Дети. Если мы поженимся и Бог даст нам детишек, в один малоприятный день они тоже могут узнать правду о моем прошлом.
Он погладил меня по щеке.
– Чем больше пройдет лет, тем меньше вероятность этого, – спокойно проговорил он, – но даже если так, что из этого? Ханна, твоя душа претерпела столько испытаний, сколько не знает ни одна из женщин. Ты живешь без иллюзий, в отличие от большинства, и ты смотришь на жизнь глазами совсем не юной девочки, хотя тебе мало лет. За это я тоже люблю тебя, и зачем придумывать всякие препятствия? Если дети вырастут и узнают что-нибудь о тебе, неужели тебя это сломает, ведь ты так много одолела? К тому же тогда я буду рядом с тобой.
– Я тебе скажу, что я решила, – сказала я, с трудом подбирая слова, чтобы выразить свою мысль. – Я решила, что никому ничего не расскажу, разве только заставят обстоятельства, но я все напишу, как было. Если когда-нибудь прошлое вновь явится мне и люди станут распускать обо мне сплетни, пусть мои дети сами прочитают то, что я напишу. Если они от меня отвернутся из-за того, что со мной сделали, если они станут презирать меня, что ж, я пожалею их и мне будет больно, но я не сломаюсь. Тоби хотел что-то сказать, но я ему не позволила.
– Подожди. Осталось совсем немного. – Он улыбнулся, поцеловал мне ладонь и вновь стал терпеливо смотреть на меня. – Я не буду просить понимания ни у них, ни у кого бы то ни было еще. Я ни у кого не буду просить прощения, разве лишь за свои собственные грехи. Я принадлежу себе, это в первую очередь, и я не буду принадлежать никому, кроме тебя, Тоби. Я очень тебя люблю, и мне кажется, я смогу дать тебе много радости, если только ты, правда, хочешь, чтобы я стала твоей женой, несмотря на все опасности и душевные муки, которые я могу принести с собой.
Он помолчал несколько секунд, потом наморщил лоб и спросил:
– Ты закончила? Это все?
– Ну... да, – ответила я, немного озадаченная его поведением.
– Все это прозвучало слишком торжественно, юная Маклиод.
– Ну и пусть, – ответила я, легонько тряся его голову. – Все равно, Тоби, это очень серьезно. Нельзя бросаться в замужество, не обдумав всех последствий.
