Он рассмеялся, что-то вспомнив.
– Вы не представляете, что творят студенты. Могут зажечь костер под твоим стулом, когда ты пишешь, или нарисовать ленточку на твоей блузе, или сотворить что-нибудь с твоей картиной, стоит тебе выйти за дверь. У нас был один парень, который целый час пытался выдавить из тюбика краску, а в нем был лак.
– Тоби, что такое лак?
– О, такая темно-красная резина. О чем это я говорил?
– О том, что у вас кончились деньги.
Я откусила нитку и отложила в сторону его выходные штаны.
– Ну, остальное вы знаете. Кончились деньги, и я отправился в Гавр. Я так всегда делаю, когда у меня выходят деньги. Еду в какой-нибудь порт и нанимаюсь на корабль. – Он усмехнулся. – Если не очень придираться, всегда можно что-нибудь найти. Иногда на две-три недели, иногда на девять-десять. Я никогда не хожу дальше Французского Сомали или Мексиканского залива, если в другую сторону, но, как бы то ни было, я привожу достаточно денег, чтобы пожить здесь несколько месяцев.
В конце шестой недели нашего знакомства Тоби пригласил меня пообедать с ним на Монпарнасе в хорошем ресторане. Я уже знала, что ему ничего от меня не нужно, кроме дружбы, и с радостью приняла его приглашение. Мы надели все самое лучшее, что у нас было, и провели вместе хороший вечер. В ресторан и из ресторана мы ехали в кэбе. Позднее мне пришло в голову, что он истратил на это свои последние деньги, потому что на следующий день отплыл в Касабланку.
Мне всегда было грустно, когда Тоби отправлялся в плавание, и я радовалась его возвращению. Других друзей у меня не было, и иногда мне становилось одиноко в его отсутствие, когда его комната пустовала. Мне нравилось, что он счастливый человек, и я была благодарна ему за дружбу, в которой не было ничего дурного. Из-за моей работы мы не могли часть видеться, но иногда мы вместе обедали или завтракали по воскресеньям. Он меня приглашал, и я платила ему, хотя ему не требовалось никакой платы, тем, что чинила его одежду, прибиралась у него в комнате и время от времени готовила что-нибудь вкусное, как собиралась сделать теперь.
Все соседи были уверены, что я его женщина, и это его очень беспокоило, потому что он не знал, как я к этому отнесусь, поэтому в один прекрасный день он взял и выложил мне все. Я его быстро успокоила.
– Тоби, пусть они думают, что хотят. Так даже лучше, если вы не возражаете. Когда молодая женщина живет одна в таком месте, ее репутация все равно подмочена, а мне безразлично, что люди думают. Если честно, то это защитит меня от других мужчин, которые, не дай Бог, начнут приставать.
Так оно и было. Служа в Иностранном легионе и на кораблях, Тоби Кент был настоящим силачом, и апаши не рисковали становиться ему поперек дороги, так что за год у меня было всего три случая, когда мужчины делали мне ненужные предложения. Несмотря на молодость, мне было нетрудно поставить их на место, но как же я радовалась, что такое случалось нечасто.
Когда я все это объяснила Тоби, он вздохнул с облегчением и коротко рассмеялся своим заразительным смехом, от которого мне самой всегда хотелось смеяться.
– Ну и ладно, красавица, – сказал он. – Я провожу вас сегодня в «Раковину», если вы разрешите, чтобы усилить всеобщее заблуждение.
В это воскресенье, когда он неожиданно вернулся, я была почти рада, что за последние тридцать шесть часов так много случилось всякого, ведь я редко могла что-нибудь рассказать ему, а он, конечно же, привозил из своих плаваний множество самых фантастических историй о тех странах, в которых бывал. Иногда он, правда, заявлял, что половину выдумывал и что все доки на одно лицо, скучные, мрачные и грязные, будь то во Франции или любом другом заграничном порту, неважно, в Порт-Саиде или Панаме.
Но сегодня мне было что порассказать. Во-первых, мистер Дойл, ограбленный апашем с подружкой, которого я притащила к себе домой в бессознательном состоянии. Я представила, как Тоби будет смеяться, когда узнает, что мадам Бриан поила его опием с коньяком и мне было не под силу его разбудить. Во- вторых, мистер Бонифейс, явившийся ко мне в то же утро со своим фантастическим предложением стать домашней учительницей в Англии. И, наконец, энергичная молодая особа, забравшая у меня мистера Дойла и заодно обругавшая меня в довольно сильных выражениях История, правда, не очень веселая. Ее угрозы порядком напугали меня, но все же я рассчитывала, что в конце концов она поймет, как была не права.
Вымывшись, одевшись, причесавшись и надев фартук, я отправилась в соседнюю квартиру. У меня уже слюнки текли, потому что Тоби обыкновенно привозил что-нибудь вкусное и я предвкушала необыкновенный завтрак.
Когда я вошла в его студию, там уже было тепло от растопленной плиты. Тоби чисто выбрил лицо и возился в углу, где у него были краски и кисти, счищая засохшую краску с палитры. Я сразу почувствовала запах скипидара и в отчаянии воскликнула:
– Ох, нет, Тоби, только не это! Не надо портить завтрак!
Он оглянулся на меня, нахмурился и сказал осуждающе:
– Вы уложили волосы.
– Ну, конечно. – Я подошла к нему и закрыла пробкой бутылку со скипидаром. – Я всегда закалываю их наверх, когда меня куда-нибудь приглашают.
– Мне больше нравятся косы.
– Ну нет. Вы сами мне сказали, что с косами я похожа на четырнадцатилетнюю девчонку, а мне уже не четырнадцать. И в последний раз, когда вы писали меня, вы попросили, чтобы я заколола их наверх.
– Правда, иногда мне так нравится, но сегодня я бы хотел видеть вас с косами. – Он никогда мне не льстил и сейчас смотрел на меня скорее как на объект для своего творчества, чем как на живую женщину, но он и не грубил мне. Я узнала этот его взгляд. Его не интересовало ничего, кроме его холста, на котором он хотел изобразить нечто, и этим нечто на сей раз была я. Мне уже приходилось видеть у него этот взгляд раньше, так что я не смогла сдержать улыбки, когда он нетерпеливо махнул рукой: – Косы, Ханна, косы.
– Вы пригласили меня на завтрак, – напомнила я ему.
– О Господи, прошу прощения. Вон, видите там, возле раковины? Давайте, готовьте, готовьте, и
