Я покачала головой:
– Спасибо, мистер Бонифейс. Я не хочу ехать в Англию.
Он не спеша оглядел комнату, потом меня.
– Не могу поверить, что вы серьезно. Живете на чердаке беднее церковной мыши и сами не знаете, от чего отказываетесь. Мы еще не обговорили ваше жалование, так что, может быть, вы хотите набить себе цену, но это глупо. Мистер Себастьян Райдер не будет скупиться, но вряд ли ему понравится слишком жадная юная леди...
Я перебила его:
– Сэр, вы ошибаетесь. Я, правда, бедна, но мне хватает того, что я зарабатываю, и у меня есть нечто гораздо более для меня важное – моя независимость. Я не набиваю себе цену. Я просто не желаю ехать в Англию, и это все.
Он не сводил с меня ничего не выражавших, застывших серых глаз, и я почувствовала, как внутри меня зарастают злость и усталость.
– Не глупи, девочка, – сказал он в конце концов. – Нельзя терять такую возможность убежать из трущобы и начать новую жизнь. Такой шанс один на миллион, это я тебе говорю.
– Наверно, мистер Бонифейс, – ответила я, – но пожалуйста, дайте его кому-нибудь еще.
– Да нет же никого, – раздраженно заявил он. – Будь я проклят, но я провел в Париже целый месяц и не нашел никого, кроме вас.
– Прошу прощения, но я не желаю ехать в Англию. А теперь извините меня, мистер Бонифейс. У меня больше нет времени.
Он, не торопясь, поднялся со стула, и я подумала было, что он будет еще спорить, но он постоял немного со шляпой в руке, глядя на спящего господина в моей постели, а потом пожал плечами и направился к двери.
– Буду вам очень признателен, мисс Маклиод, если переменив свое решение, вы поставите меня в известность. Отель «Плезан». Всю следующую неделю я еще тут. Адрес вы найдете на обратной стороне карточки.
Он открыл дверь, водрузил шляпу на голову и ушел.
Тут я почувствовала, что меня немножко трясет, я поняла, что возможность вернуться в Англию взволновала меня гораздо сильнее, чем можно было предположить. Мистера Себастьяна Райдера я не знала, однако не сомневалась в честности мистера Бонифейса, который готов был отправиться со мной в Британское консульство.
Я не успела ничего обдумать и отказала ему, повинуясь непонятному инстинкту, однако я была уверена, что сколько я ни думай, ответ будет «нет». Я не изменю своего решения.
Тогда я выкинула мистера Бонифейса из головы и принялась за дела. Уже давно я нашла для себя приемлемый способ избавляться от ненужных воспоминаний, представляя себе, что то или иное случилось не со мной, Ханной Маклиод, а с какой-нибудь другой девушкой, естественно, малознакомой, которая поделилась со мной своими переживаниями. Таким образом я выкидывала из головы все, что могло мне досадить.
В половине одиннадцатого я закончила с уборкой. Англичанин еще спал. Лоб у него был горячий, губы сухие, но почему-то я не сомневалась, что долгий сон поможет ему выкарабкаться. Когда я сняла повязки с мазью, чтобы взглянуть на его синяки, он что-то пробормотал, но не проснулся. Вид у него, конечно, был не ахти, но раны не воспалились, и я осторожно промыла их теплой водой, а потом присыпала борным порошком, почему-то решив, что это лучше, чем мазь. Когда же я занялась его лицом, то он вдруг открыл глаза и очень четко спросил:
– Кто вы?
Я ответила:
– Ханна Маклиод, сэр. А как вас зовут и где вы живете?
Мне показалось, что он не понял вопроса, но он внимательно вслушивался в мой голос и потом медленно проговорил:
– А... вспомнил. Вы та девушка, которая... которая...
Глаза у него закрылись, он умолк, вздохнул и вновь погрузился в сон. Я же поймала себя на том, что улыбаюсь, сдувая лишнюю присыпку с его щеки, хотя радоваться было нечему. По правде говоря, я не испытывала к этому господину никаких добрых чувств. Он доставил мне массу хлопот, и я бы с удовольствием передала его в чьи-нибудь другие руки, однако никто не хотел его брать, а мне пришлось напомнить себе, что бедняжка ни в чем не виноват.
Вскоре мне надо было уходить на работу, а вернуться я должна была примерно к полуночи, потому что в субботу мы закрывались немного раньше, и я была в панике, не зная, как мне поступить с незваным гостем. Он наверняка проснется в мое отсутствие и испугается, обнаружив себя без одежды на нищем монмартрском чердаке. Неожиданно мне припомнилось, что в учебнике студента-медика говорилось о том, что человек, перенесший травму, может все забыть, и я представила себе, как он испугается...
А если я вернусь, а он все еще будет без сознания? Это будет значить, что он серьезно болен, и мне придется звать врача, сколько бы это ни стоило, иначе, не дай Бог, он умрет и меня обвинят в его смерти. Завернувшись в одеяло, я немножко посидела и подумала. Апаш Анри не заметил золотых запонок, и я их вынула из манжет, когда понесла стирать его рубашку. Я выдвинула ящик и убедилась, что они в самом деле золотые. Можно было бы их продать, чтобы заплатить врачу и купить для него еды, но я не посмела этого сделать, боясь, как бы меня не приняли за воровку.
Я подошла к буфету, который служил мне также платяным шкафом, подняла доску с пола и вынула маленькую шкатулку, в которой хранила свои драгоценности. Тут было мое свидетельство о рождении, свидетельство о рождении моей матери, ее обручальное кольцо, письмо, которое она написала мне перед смертью, ее молитвенник и пустой кошелек, куда я обычно прятала свои сбережения. И еще одно кольцо из мексиканского золота с выгравированными на нем инициалами Р.Д. Оно было мне велико, и я могла бы продать его, потому что оно принадлежало мне, но в тот день, когда оно стало моим, то есть около двух лет назад, я дала себе слово, что никогда с ним не расстанусь. Я улыбнулась своим воспоминаниям, и на глазах
