Его отец – виновник страшного испытания, и у меня не было никакой возможности уберечь от него мальчика.
– Вы вправду думаете, что вам повезло? – недоверчиво переспросил меня мистер Ритчи. – Вы серьезно?
Я посмотрела на него.
– Да, сэр. Заведение миссис Логан было страшным местом, а в колледже ко мне хорошо относились, и у меня было всего три-четыре клиента в неделю. В эти дни я научилась становиться совсем другой женщиной, не собой. У меня были подруги, и остальное время я делала, что хотела. Но я всегда помнила о том дне, когда смогу навсегда распроститься с той жизнью и все время быть самой собой.
– Через четыре года вы добились этого, ведь вам исполнилось всего семнадцать лет? – спросил Бенджамин Уиллард. – Вам разрешили покинуть колледж?
– Да, сэр. Мамзель и мои подруги считали, что я делаю глупость, но я уже имела право жить, как мне угодно. К этому времени я хорошо изучила французский язык и стала взрослой, так что смогла найти себе работу и содержать себя.
– Ханна вам не говорит, что в то время найти работу было потруднее, чем четырехлепестковый клевер, – сказал Тоби, хмуро поглядев на меня. – Ей еще повезло, что подвернулась двенадцатичасовая работа в ресторане за три франка в неделю. Попробуйте, дамы, поживите на эти деньги, если вы любите приключения. Да и, конечно же, апаши были не прочь прибрать ее к рукам, так что ей приходилось здорово защищаться. Неужели, Эндрю, вы думаете, что когда она спасла вам жизнь, она в первый раз орудовала шляпной булавкой? Отнюдь.
– Господи, помилуй, – прошептал Эндрю Дойл и закрыл глаза, словно ему стало больно.
– Вы весьма красноречиво защищаете эту молодую женщину, Кент... – задумчиво произнес мистер Ритчи.
– Я не защищаю ее, – перебил его Тоби. – Я всего лишь рассказываю вам, как она жила с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет. Ханна Маклиод не нуждается в защите.
– Почему бы вам не быть пристрастным? – продолжал мистер Ритчи. – Вы, правда, сказали, что не заинтересованы лично в этом деле, однако почему бы вам...
– Я вас не понимаю, – медленно проговорил Тоби, и я заметила злой огонь, вспыхнувший в его глазах.
– Вы жили в Париже в соседних комнатах. Почему бы не предположить, что эта молодая женщина была для вас больше, чем просто соседка?
Тоби чуть не задохнулся от ярости и еще шире развернул широкие плечи. Я вспомнила, как он угрожал Себастьяну Райдеру, как, чтобы выказать свое негодование, бил человека головой об стену, и крикнула:
– Тихо, Тоби! Не смейте!
Он послушался, и я, вздохнув с облегчением, поглядела на мистера Ритчи.
– Сэр, я отвечу на ваш вопрос. Я ушла из колледжа, чтобы принадлежать самой себе и быть свободной от мужчин. Мне не пришлось отдать себя человеку, которого бы я любила, а после стольких лет я стала, что называется, порченым товаром и никогда не выйду замуж, потому что ни один мужчина не захочет жениться на мне. Тоби Кент – мой друг, и не более того. Многие видят в нем представителя богемы, но, должна вам сказать, что он всегда относился ко мне с большим уважением, чем любой другой мужчина.
Когда я замолчала, Джеральд вскочил с места и, выбежав из салона, с силой хлопнул дверью. Мистер Ритчи достал записную книжку и принялся с отсутствующим видом листать ее. Его жена сидела, уставясь в пространство, с таким выражением на лице, которое я не могла понять. Сэр Джон Теннант все еще не шевелился, только открыл глаза и уставился на меня холодным змеиным взглядом. Мне кажется, я могла бы его испугаться, и меня удивляло, как у такого мужчины может быть столь непохожая на него дочь. Против меня у другой стены сидели совершенно выбитые из колеи Клара и ее мать. Эндрю Дойл так и не присел ни разу, и в глазах у него было смятение. Бенджамин Уиллард горестно качал головой.
И я стала размышлять о моем будущем. Себастьян Райдер выставил на обозрение мое прошлое, но он сделал это вовсе не для того, чтобы избавиться от меня. У меня не было ни малейшего представления о его истинном замысле, и теперь я спрашивала себя, достиг ли он своей цели и что он будет делать со мной дальше. Мне бы не хотелось, чтобы он меня прогнал. Я не сомневалась, что сумею найти работу и содержать себя, однако совсем не так, как я уже привыкла.
Бенджамин Уиллард откашлялся и сказал с видимой неохотой, ни к кому в отдельности не обращаясь:
– Даже если призвать на помощь всю мировую любовь и добрую волю, мы все равно ничего не можем сделать для Ханны. Ничего нельзя изменить. Что с ней случилось... то случилось.
Я посмотрела прямо ему в лицо.
– Вы правы, мистер Уиллард, я не обманываюсь на этот счет. Я всегда знала, что люди, узнав о моем прошлом, выставят меня за пределы своего круга. Вы были добры ко мне, однако мы больше не увидимся, и я понимаю почему. Когда я думаю о негодяе, который продал меня, или о миссис Логан, которая меня купила, или о животном, которое опозорило меня, в моем сердце вновь вспыхивает ненависть. Однако я стараюсь не обижаться на тех, кто стыдится меня теперь. Не потому, что я такая уж добрая, просто так мне легче защитить себя. Моя мать учила меня, что обиды разрушают и губят человека так же, как жалость к себе.
– У вас была замечательная мать, – тихо сказал мистер Уиллард.
Я заметила, как заблестели глаза у сэра Джона, но они быстро погасли и вновь ничего не выражали. Мне было непонятно, какие струны в его душе задели слова Бенджамина Уилларда, однако мое внимание отвлек Эндрю Дойл, который подошел ко мне и протянул мне руку. Я подумала, что он хочет как вежливый человек пожать мне руку, однако он наклонился, взяв мою руку в свои, и поцеловал ее. Он все еще был бледен и, мне показалось, дрожал всем телом от пережитого потрясения, но голос у него был твердый, когда он заговорил:
– Ханна, я не стыжусь вас, – сказал он, потом выпрямился и повернулся к своим. – Тетя Мелани, дядя
