– Я много думал, – спокойно произнес он. – Когда я смотрю на Ханну Маклиод, мое сердце переполняется любовью и восхищением. Я вижу женщину, которой могу вручить мою жизнь.
Искушение было слишком сильно. Начать все снова, да еще в богатстве и под защитой мужчины, который мне нравился, который был добр и предан мне...
– Нет. – Я была в отчаянии. – Нет. Господи! Я так тронута, Эндрю, что боюсь расплакаться, но это было бы безумием. Подумайте о своей семье. Вы же не можете так их оскорбить. Вы не забыли, что я la professeuse из парижского борделя? И вы хотите связать свою жизнь с моей?
– Я хочу, чтобы вы стали моей женой, потому что я люблю и уважаю вас за храбрость, с какой вы противостоите всем ужасам, выпадающим на вашу долю, – все так же спокойно проговорил он. – И я совсем не собираюсь оскорблять свое семейство, потому что представлю вас в качестве девушки из хорошей английской семьи, но, к сожалению, осиротевшей. Ваше прошлое их не касается.
– Мистер и миссис Уиллард знают. И Клара тоже знает.
– Они ничего не скажут, потому что не захотят причинить мне боль. И вам тоже.
– Да... Наверно. Однако вы говорите, что на другом конце земли моя тайна навсегда будет похоронена в прошлом. Эндрю, это не так. – Я проглотила застрявший в горле комок и с нарочитой прямолинейностью продолжала: – Иностранцы тоже приезжали в Париж. Кому это знать, как не вам? Я ложилась с мужчинами, которые живут во всех четырех концах света. И они могут меня узнать.
Он кивнул, соглашаясь со мною:
– В этой жизни трудно все предусмотреть заранее. Положимся на судьбу, ведь никто не защищен от удара молнии или копыт лошади...
Он еще что-то говорил, а я вдруг ощутила страшную усталость и словно провалилась в сон наяву. Помню, что я спорила, возражала, правда, неуклюже, вновь и вновь взывала к его разуму, но он со спокойной улыбкой отвергал все мои доводы, и постепенно мне стало казаться, что, может быть... Может быть, все возможно.
В день, когда я покинула Колледж для юных девиц, я поклялась себе, что никогда больше не лягу в постель с мужчиной, но я и представить себе не могла, что кто-нибудь захочет на мне жениться. Для меня ничего не значило, что я не влюблена в Эндрю Дойла, ведь после такой жизни, какую я вела, я еще долго не понимала, что значит влюбиться, да и вообще не видела смысла в слове «любовь». Более того, я не верила, будто женщина может любить одного-единственного мужчину, а мужчина – одну-единственную женщину. Правда, многие достойные люди находят удовольствие, разумное удовольствие, в общении с одним партнером и, бывает, довольно долгое время. Мне Эндрю Дойл нравился, я доверяла ему и уважала его. Для меня этого было достаточно, чтобы постараться дать ему счастье и быть ему верной женой.
В конце концов наступил момент, когда он взял мои руки в свои и я больше не могла ему противиться. Словно издалека я услыхала собственный голос:
– Да... Да, Эндрю, если вы, действительно, этого хотите...
* * *
Следующие несколько дней пролетели, как в тумане. Далеко не сразу я осознала значение случившегося. У меня еще оставались сомнения, но я не позволяла им завладеть мной, потому что слово было дано.
Зато у миссис Хескет не было никаких сомнений:
– Слава Богу, девочка, вы все правильно сделали. Вы не обманули нашего друга, и, если у него хватило ума сделать предложение такой милой девушке, как вы, глупо было бы ему отказывать. Как жаль, что Бонифейс не может перенять у него немножко благородства.
Мой жених Эндрю Дойл навещал меня каждый день, а на другой день после того, как сделал предложение, подарил мне очень красивое бриллиантовое кольцо. Через два дня мне разрешили погулять в саду, и, когда он пришел, он нежно поцеловал меня в губы, а потом уселся против меня и сообщил, что доктор Салливан убежден в моем полном выздоровлении за три недели.
– Ханна, дорогая, мне хотелось бы, что бы вы сразу, как только выздоровеете, уехали в Веракруз, – сказал он, беря меня за руку. – А мне, по-видимому, придется уехать через неделю. Увы, у меня там важное дело. Конечно, я сообщу моим родным, какая вы замечательная, и попрошу их все подготовить к вашему приезду. Я уже отправил длинную телеграмму и написал длинное письмо, но лучше мне поехать самому, чтобы все было как надо.
– Конечно, Эндрю. Я ужасно боюсь. И чем лучше вы подготовите ваших родных, тем мне спокойнее.
– Мне бы хотелось привезти им вашу фотографию, так что придется пригласить сюда фотографа до моего отъезда. У меня ведь есть только рисунок Тоби Кента.
Он полез в карман и вытащил из бумажника миниатюрный карандашный портрет. Мне показалось, что Тоби мне немножко польстил, но сходство было удивительным.
– Тоби сделал его по вашему заказу?
– Господи, нет. У него целый ящик ваших портретов. Я как-то был в его мастерской, увидал их и попросил один. – Эндрю усмехнулся: – Наш путешественник вернулся наконец в Париж. Миссис Хескет получила от него телеграмму сегодня, которую он послал в ответ на нашу.
Из другого кармана он достал оранжевый конверт и вручил его мне.
ВОЗВРАТИЛСЯ ВЕНЫ СЕГОДНЯ УТРОМ ТОЧКА ВЕЧЕРОМ ПРИЕДУ ТОЧКА СООБЩИТЕ ЭНДРЮ ДОЙЛУ ЕСЛИ ОН В АНГЛИИ ТОЧКА ЕСЛИ ХАННУ ЕЩЕ НЕ НАШЛИ Я СРАЗУ ОТПРАВЛЮСЬ К ТЕННАНТУ ТОЧКА ВАШ ТОБИ КЕНТ
Я рассмеялась и вернула Эндрю Дойлу телеграмму:
– Похоже на Тоби.
– Не знаете, зачем он пошел бы к Теннанту?
– Страшно даже подумать. Он же наполовину ирландец, да еще матрос, так что, наверно, порядочный
