какими скользкими были у меня пальцы, когда я привязывал коня. Увидел, что следы конских копыт на земле запачканы кровью.
— Приветствую, мастер Зороастро!
Мы обернулись. Маэстро да Винчи уже поднялся по лестнице с нижнего этажа, а мы и не заметили.
— Добрый день вам! — радостно обратился к нам маэстро. — Добрый день всем! Готовы приступить к работе?
Помощники и рабочие тепло поздоровались с ним.
— И тебе добрый день, Маттео! Ты здоров?
— Да, хозяин.
— Тогда начнем!
Зороастро взглянул на меня.
— На улице очень пасмурно, — сказал я тут же, надеясь, что, если мы немного задержим маэстро и потянем время, пока не пройдет тринадцатый час, как предложил Зороастро, тогда вред окажется уже не таким сильным. — Освещение плохое!
— Знаю. Во Фьезоле над холмами собирались тучи, да и Арно бурлила, когда я проезжал через нее.
— Так, может, подождем? — предложил я.
— Не стоит, пожалуй. — Он снял шляпу и положил ее на скамью. — Если все же начнется гроза, то освещение ухудшится, а не улучшится.
Стоял июнь, и дневной свет должен был быть ярким. Однако тот день выдался совсем не солнечным, хотя жарким и душным.
— Но при плохом освещении мы не увидим, тот ли кладем тон и…
— Мне не терпится начать! — оборвал он меня.
— Но…
— Хватит, Маттео! Прошу тебя.
Мы с Зороастро обменялись расстроенными взглядами.
Все сошлись у подножия центральной части фрески. Флавио Вольчи разлил вино, и мы подняли бокалы за маэстро.
Снаружи стало еще более пасмурно. Художники и ученики переглядывались между собой.
— Но нам действительно необходимо больше света! — осмелился сказать один из них.
— Тогда принесите лампы и свечи! — приказал маэстро.
Зороастро сжал губы.
Ему, как и мне, хотелось крикнуть: «Остановитесь! Обратите внимание на эти предупреждения! Они же столь очевидны!» Но преданность запрещала ему открыто критиковать друга. Он не стал бы возражать маэстро на глазах у всех.
Я немедленно отправился за лампами и свечами, сложенными в углу. Зажег их и расставил вокруг. Потом взял самую яркую лампу и встал рядом с маэстро.
Он взял кисть и опустил ее в ведро с краской, приготовленной по его собственному рецепту. Он хотел лично нанести на стену первый мазок, а уже потом допить с нами вино. Краска была темно-серой. Это был цвет грязи, цвет смерти.
— Итак, — сказал он, подняв одной рукой бокал, а в другой держа кисть, — за последний год вы все отлично потрудились, помогли мне закончить картон и перенести на стену центральную сцену. Впереди нас ждет еще много месяцев работы. А пока давайте насладимся этим моментом!
Он сделал шаг вперед.
И в этот миг подул ветер. Кажется, со стороны реки. Мы отчетливо услышали, как он прокрался в Палаццо делла Синьория[8] и начал стучать в окна, как бродяга, требующий, чтобы его пустили в дом.
Хозяин заколебался. Зороастро опустил брови и выпятил подбородок, так что его бороденка теперь торчала вперед. Сложа руки на груди, он хранил молчание.
Где-то наверху раздался странный звук. Может, сломанная ветка упала на подоконник или кусок черепицы. Все посмотрели наверх. Ветер завывал все громче. Так воет зимняя вьюга, а не летний бриз. Все мы слышали этот вой.
А потом, столь внезапно, что мы не успели подготовиться и загасить свечи, от окна почти оторвался шпингалет, оно приоткрылось, и ветер резко ворвался в помещение. Свечи вспыхнули ярче и тут же погасли, словно их потушила невидимая рука.
Ударил городской набат.
— Надо прекратить работу! — прошипел Зороастро.
Но маэстро словно не слышал его.
Колокола тревожно трезвонили, предупреждая горожан, призывая их искать укрытие. Уже были слышны с улицы голоса людей, прячущихся под арками и навесами. Прачки на берегу реки, должно быть, собирали свои узлы. Сукновалы в Санта-Кроче торопливо прекращали работу, а молодые подмастерья поспешно накрывали крышками огромные чаны с кипящими красителями. Женщины в жалких бедняцких кварталах, расположенных внизу у самой реки, собирали своих детей и уводили их куда-нибудь повыше. Все жители Флоренции знали, что во время наводнения сила Арно так велика, что река легко может вырвать ребенка из рук матери.
Ветер усилился. Шпингалет окончательно оторвался, и окно громко стукнулось о внешнюю стену.
— Святые, храните нас! — воскликнул Флавио Вольчи.
Свирепый, как живое существо, ветер врывался в помещение и вырывался наружу. Он разметал пепел в камине и настежь распахнул дверь. Огромный поток воздуха хлынул в зал.
Ветер начал сбивать картон. Увидев это, маэстро с криком побежал к картону, бросив и кисть, и кубок с вином, который держал в руке. Я хотел поднять их и задел край деревянной скамьи, на которой стоял кувшин с водой. Кувшин полетел на пол. Зороастро попытался схватить его, но лишь задел пальцами. Кувшин упал и разбился.
Зороастро тихо простонал и прошептал себе под нос:
Много раз я слышал эти стишки от бабушки. Есть такой обычай. Случись тебе разбить чашку или кувшин и пролить воду, надо не мешкая выпить хотя бы глоток пролившейся воды и тем самым показать природе, что ты вовсе не пренебрегаешь ее щедрыми дарами и самым ценным из них — водой. Ибо без воды не может существовать жизнь. Однако не успели мы с Зороастро зачерпнуть воду из образовавшейся лужи, как кто-то из помощников маэстро опередил нас и вытер лужу тряпкой.
Зороастро всплеснул руками.
Я упал на колени. Может, удастся поймать хоть каплю из того, что разбрызгалось по полу? Но вся вода ушла, исчезла, просочилась вниз или была стерта тряпкой. Не осталось ни капли, которую я мог бы поднести к губам и показать, что мы уважаем пролитую воду. Ни капли, которую я смог бы слизать и не дать ей пропасть зря. Я поднялся и отошел в сторону.
Маэстро уже пришел в себя. Один из его помощников залез на леса и закрыл окно, другой запер дверь. С помощью Флавио маэстро заново закрепил картон.
— Это просто вода пролилась, — сказал нам маэстро. — Не золото же мы потеряли.
— Вода более драгоценна, чем золото, — тихо промолвил Зороастро.
— Она пролилась из разбившегося кувшина, — в отчаянии сказал я. — И впиталась в землю до того,
