«Что ты так испугалась, Мэгги? — попыталась успокоить она себя. — Может, этот Бобби просто уволился или переехал в другой город…»
И все-таки Мэгги казалось, что она уже слышала это имя — Бобби Ди Карло.
Трагедия! С этим именем связана какая-то ужасная трагедия. Она слышала об этом по телевизору…
— Бобби погиб в прошлом году, когда пытался задержать угонщика машины. — Конор назвал день, час, минуту, когда это случилось. Голос его звучал бесстрастно, и лишь глаза выдавали всю глубину потери. — Я задержал этого сукина сына, пока не подоспел наряд полиции. Суд начнется в следующем месяце. — Его голос сорвался, и с минуту он отрешенно смотрел в пространство. — Я должен был пристрелить этого придурка и избавить суд от хлопот, — пробормотал он.
В глазах Мэгги стояли слезы.
Вот почему фотография показалась ей такой знакомой. Она видела ее на экране, может быть, не один, а тысячу раз. Она плохо помнила саму историю. У нее было слишком много своих проблем, чтобы думать о чужой трагедии.
Но для Конора эта трагедия не была чужой. Это была его трагедия, его потеря.
— Что ж, — сказала Мэгги, — ты сделал все, что мог. Остальное — дело суда.
— Нет, не все, что мог. — Конор отвернулся от нее. — Вот что они тебе не сказали…
Глава 15
— Не может быть! — Голос Мисси звучал на такой высокой ноте, что резал Николь уши. — Ты будешь моделью?
Николь не осуждала свою лучшую подругу за ее скептицизм. Ей и самой было трудно в это поверить.
— Я не шучу. — Николь вытянула перед собой руку, критически разглядывая ногти. Голубой лак уже немного поистерся — не мешало бы подкрасить заново. — Тетя Клер сказала, что ее фотограф от меня в восторге.
— А синие волосы ты можешь оставить?
— Нет. С ними придется расстаться. Как и с несколькими фунтами.
— С несколькими фунтами? Николь, ты и так носишь лифчик четвертого размера! Какой же им нужен, нулевой?
Николь стала терпеливо объяснять своей неискушенной подруге, что фотомодель всегда должна быть в форме.
— А ты уже видела фотографии? — спросила Мисси.
— Видела. Ты тоже должна их увидеть! Я там выгляжу лет на двадцать пять! — Николь и вправду не узнавала себя на этих фотографиях.
— Когда ты мне их покажешь? — Мисси, казалось, вся дрожала от нетерпения.
— Завтра, — пообещала Николь.
— А когда ты сделаешь новые?
— Не знаю. Зависит от обстоятельств.
— Понимаю, — протянула Мисси. — Ты еще не сказала своей матушке.
— Не сказала, — вздохнула Николь. — Она сейчас у того мужика. Ну, помнишь, я тебе рассказывала…
— С которым она все время болтает по телефону?
— Ну да.
Она рассказала Мисси, как Конор общался с Чарли словно с ровесником.
— Чарли, должно быть, выл от него! — предположила Мисси.
— Ты что! Да он ждет не дождется, когда этот придурок снова придет!
— А что твоя мамаша? Он ей и вправду нравится?
— Мамаша — супер! Ты представляешь, что она отмочила? Целовалась с ним при всем честном народе!
— Ты думаешь, они любят друг друга? — Голос Мисси стал томным, каким он становился всякий раз, когда речь заходила о любви.
— Ради Бога! — поморщилась Николь. — Это отвратительно!
— Почему? Твой папа вот снова влюбился. Почему мама не может?
— Потому что она не такая, — пыталась объяснить Николь. К тому же она не была уверена, любит ли отец свою Салли. — Она слишком занята, чтобы думать о таких вещах.
— Значит, все-таки находит время. — Мисси стала говорить еще что-то на эту тему, и Николь захотелось зажать уши, чтобы не слышать ее болтовни. Мисси сама не знала, о чем говорила. Ее родители никогда не расставались и скорее всего останутся вместе до конца дней своих. К тому же Мисси всю жизнь прожила в одном и том же городе, в одном и том же доме, в одной и той же комнате.
Мисси не знала, каково это — каждый год переезжать в новый город. Или каково иметь разведенных родителей.
Весть о новом браке отца была для Николь последней каплей.
До тех пор она тешила себя мыслью, что Салли не более чем друг отца, что он сошелся с ней лишь от одиночества. Ей до сих пор хотелось верить, что мать и отец наконец поймут, что их развод — нелепая ошибка, и снова будут вместе.
Но казалось, она была единственным человеком, кто жалел об этом разводе. Даже Чарли вроде бы особо не переживал по этому поводу. Иначе с чего бы он был так безумно рад этому Конору? Он не возражал, когда этот придурок у всех на глазах целовал их мать. Николь была готова стереть его в порошок. Какое он имел право? И самое главное — матери нравилось. Николь даже думать об этом не хотелось.
Она вспомнила тот день, когда родители объявили им о своем решении развестись. Они позвали детей в гостиную и велели сесть на диван. Она помнит печаль в глазах матери, боль в глазах отца. С Чарли тогда произошла настоящая истерика. Николь же не проронила ни слезинки. Она лишь слушала и молча кивала, а когда они закончили, спросила:
— Я могу идти?
Родители переглянулись, и мать сказала:
— Да.
Николь пошла в свою комнату и долго лежала на кровати, глядя в потолок. В голове у нее не было ни единой мысли.
— Николь молодец, — говорили родители семейному врачу. — Она очень мужественно восприняла наше решение.
Их беспокоил Чарли. Он плакал не переставая несколько дней. Но не прошло и месяца, как с Чарли уже было все в порядке. Николь же и через два года по-прежнему верила в чудо.
Мэгги и Конор ужинали перед камином, кормя друг друга теплыми корочками хрустящего хлеба и сладкими, как мед, поцелуями. Они пили шампанское большими глотками и заедали шоколадом.
— Я скоро должна идти.
— Останься.
— Не могу.
— Почему? За детьми присмотрит твоя мать.
— Нет. — Мэгги покачала головой. — У меня будет неспокойно на душе.
— Я не хочу, чтобы ты уходила.
— Я сама не хочу, но должна.
Тишина была долгой, наполненной поцелуями и прикосновениями, которые говорили больше, чем слова.
— Я не искал тебя, — сказал Конор. — Я жил один почти двадцать лет. И думал, что счастлив, пока не встретил тебя.
— Я была одинока почти два года. Мне казалось, что все хорошо — и с детьми, и со мной. Я не считала, что мне чего-то не хватает — пока не встретила тебя.
— Ты могла бы сделать и лучший выбор. Могла бы найти себе симпатичного парня с «мерседесом» и кругленьким банковским счетом.
