Свободные, счастливые, радостные, гурьбой сбегают мальчики и девочки с откоса к Тервете. Земля оттаяла, ноги вязнут, грязь летит во все стороны — но кого теперь это заботит? Поют скворцы, цветет верба. Тервете ворчит, сердитая, мутно-коричневая. Девочки спускаются к самой воде. В затишье кое-где желтеют калужницы, а под кустами можно уже набрать букетики перелесок. Мальчишки обходят места зимних сражений, где доводилось им и победы одерживать, и терпеть поражения. Настала пора других игр. Силой меряются, борются, наперегонки бегают. Сегодня все настроены мирно. Споры решаются полюбовно. Веют над полями весенние ветры.
Радость освобождения плещет через край. И когда она с закатом солнца вливается в школьные стены, в комнатах словно грохочет гром, и его раскаты докатываются до комнаты учителя. Тот высылает примуса утихомирить ребят, но кто его слушается? Власть школы кончилась. Оставят на завтра в школе за то, что шумели? Ну и пусть! Все равно последний день.
Через некоторое время примус появляется снова, с книгой в руке. Книга интересная, прислал ее учитель. Пусть кто-нибудь один читает, остальным велено слушать.
— Дай сюда книгу!
— Кто читать будет?
— Когда дашь, тогда и будем.
— Книгу дам тому, кто будет читать. Никому другому. Так велел учитель.
Тишина. Примус ждет.
— Ну, что молчите?
— Захотел! Кто ж сам вызовется? Кому дашь, тот и будет читать, — сумничал кто-то.
— На, читай! — протягивает примус книгу советчику.
— Я? Почему я? Пусть Биеля читает!
Биеля — один из тех светловолосых мальчиков, что сидят с примусом на первой парте.
— Отстаньте от меня! Не буду! — Биеля отнекивается изо всех сил.
— Он и читать-то не умеет, пришептывает, пыхтит, как пароход, — замечает еще один умник.
— По два раза каждое слово повторяет, а за это время уже другое прочесть можно, — добавляет третий.
— Он в словах путается, как муха в паутине, — это третий.
Так перебирают всех мальчиков, и никто из них не выдерживает суровой критики.
Мальчики читать не будут, это ясно. Ни Биеля, ни остальные с первой парты. О других и говорить нечего. Пусть девочки читают, что им еще делать? Почему Эмма Дзелзскалне читать не может? Первая ученица! Настоящая немка! Пусть не перечит, раз велят — ведь она такая хорошая и послушная.
Эмма гордо вскидывает голову.
— Стану я вам читать! И не подумаю даже. Я пошла наверх вещи собирать.
И другим старшим девочкам вдруг понадобилось собрать вещи. Раз Эмма не читает, кто ж станет это делать!
— Я знаю кто. Пусть Анна Авот читает, — раздается голос Минните, которая ни на шаг не отходит от примуса — так хочется ей заглянуть в книгу, увидеть, что там внутри.
— Ты хочешь читать? — недоверчиво примус протягивает книгу Аннеле.
— Да, у нее звонкий голос, — торопится подтвердить Минните.
— Я не знаю, — смущается Аннеле.
— Будет, будет! У нее звонкий голос, и читает она, словно молитву произносит. Она будет читать, а мы все слушать.
Примус подкинул в руке книгу раз, другой, лицо его явно не выражает удовольствия.
— Хочешь или нет?
Аннеле пугается: вдруг унесет книгу обратно?
— Дай!
— Смотри! Книгу не запачкай, края не загибай, страницы не порви. Тебе в руки дал, с тебя и спрошу.
— А то она не знает! Давай скорей! — нетерпеливо перебивает Минните.
И вот Аннеле сидит в центре класса, под большой яркой лампой. В обнимку с ней Минните. Остальные расположились вокруг. Старшие мальчики неспроста разместились подальше — станут они слушать, что там читает эта девчонка-первогодок!
Книжка совсем новая. Страницы слиплись, листаешь, шуршат, как шелк. Рассказов в ней много, названия разные. Какой же выбрать?
— Самый-самый хороший, — предлагает Минните.
— Читай, где откроешь, — советует другая девочка. Книжка открывается посередине — на «Герое Тервете».
— Какая Тервете? Что за школой течет, наша речка? — спрашивает Минните.
Да, она, та самая.
Аннеле читает. О древних латышах, что жили в поселениях, и о вождях, что жили в замках. Обильно колосились нивы, тучные паслись стада. Но вот приплыли на кораблях чужеземные воины, жгли, грабили, убивали, оставшихся в живых крестили насильно. А предки окунутся в реку, смоют крещение и снова на врага поднимаются. Но вот пришли целые полчища завоевателей, и оружие было у них такое, какого не знали предки — древние латыши. А где оружие и огонь были бессильны, там хитростью действовали. Созвали вождей на сход, в сарай согнали, и сарай тот подожгли. Уничтожили вождей, после чего поработили народ. Дольше всех сопротивлялись чужеземцам земгалы. Сто лет сражались земгалы за свою свободу. Храбрые вожди у них были.
Храбрее всех был Виестур, который правил Земгале и жил в Терветском замке. Храбрым воином был и Намейтис, который правил после Виестура. А когда земгалы уже не могли противостоять несметным полчищам, они не сдались, они сожгли свои замки и рассеялись по чужбине.
Сердце Аннеле пылает, голова в огне. Заливает их жаркая волна, но бурный вихрь вздымает, и они взлетают на гребень этой волны. Латыши. Предки. Свободные. Вольнолюбивые герои — шепчет сердце. Словно обрело оно тысячи глаз и ушей, и встало перед ним далекое прошлое. Вот какие времена тогда были. Какие гордые были люди, какие храбрые! Не на жизнь, на смерть стояли здесь, на этой земле, на родной земле. И взгляд ее устремляется в окно: все представляется так живо, что кажется явью.
Золотым кольцом очерчен горизонт. Тихо вокруг. В далекое-далекое прошлое канули великие времена.
— Что замолчала, Авот? Читай дальше!
Все сгрудились вокруг, мальчики и девочки. Их дыхание напоминает шелест листьев, их дыхание согревает.
— Читай, Авот, читай!
Голос ее внезапно прерывается. Кто там стоит в дверях? Учитель. Давно стоит и слушает. Мгновение пристально смотрит Аннеле ему в глаза, тому, чье внимание надеялась завоевать, когда шла осенью в школу, но так и не добилась этого. И вот сейчас этот взгляд, пытливый, удивленный. Он словно спрашивает: что это за девочка читает, как она здесь оказалась?
Отцу недосуг было приехать за Аннеле. Прислал вместо себя Микелиса, а тот появился в такую рань, когда никого еще и не думали забирать. У Аннеле в глазах потемнело, когда его увидела.
— Ничего не поделаешь, — пояснил Микелис. Весна идет, работы хоть отбавляй. Ему еще в Лаукмали надо, и там десять дел переделать. Пока он возьмет только ее вещички, а сама пусть своим ходом добирается. Да и не в радость по такой грязи трястись. Пусть идет себе по дороге, к вечеру он ее нагонит и подвезет.
Первое школьное свидетельство. Счет — хорошо. География — хорошо. Закон божий — хорошо. Чистописание — посредственно. Стыдно. Посредственно все равно, что плохо. Стыдно, когда в табеле такое стоит — «посредственно». Латышский язык — очень хорошо. «Очень» подчеркнуто. «Может быть, потому, что в тот вечер учитель слышал, как я читала», — решила Аннеле.
Дует резкий весенний ветер. Вместе с гурьбой ребят покидает Аннеле школу. Бегут до опушки леса, останавливаются, оглядываются. Виднеется высокое здание школы с красной черепичной крышей. Стоит
