Внезапно всю ее обдало холодом. Она вспомнила: доктор ведь ничего не может. Его привозили, но он никогда ничего не мог.
«Сбегали, притащили доктора!» — сколько раз доводилось ей слышать эти слова, когда разговор заходил о больных людях, и вспомнила она, как быстро все это делалось. А потом — «ничего нельзя было поделать!». Всегда оказывалось поздно. Не помогал доктор.
Аннеле бродила с места на место, нигде покоя найти не могла. Об учебе и думать было нечего.
Аннеле, оцепенев, сидела на куче досок, сложенных посреди двора. Казалось, грудь и голова сдавлены железным обручем. И так больно было, так горько. Закрыть бы на минуточку глаза, забыть все. Все, все. Долго сидела она так, уронив голову на руки.
Когда снова открыла глаза, с неба смотрели на нее белые звезды. Только казалось, что время не движется. Слышны были голоса. Микелис распрягал лошадь. Рядом стояли Лаукмалисы — хозяин и хозяйка.
— Думаю, не подать ли весточку старшей в Елгаву. Сама не знаю, что делать, — произнесла мать.
— Уже послали за ней. Микелис только приехал, я тотчас велел Алдису запрягать и ехать в Елгаву. Завтра, должно, приедет. Что надо, то надо. Вовсе не значит это, что он вот-вот умрет, а вдруг повидать захочет, что тогда?
— Мама, доктор приехал? — подошла Аннеле.
— Нет, дитя, но скоро, должно, будет.
— Отправь-ка ребенка спать, золовка! Ни к чему ей все это, — сказал Лаукмалис, погладив Аннеле по голове. А потом медленно направился к дому. Мать отослала девочку на сеновал — в сене ночь проспать можно.
— Отцу лучше? — только и осмелилась спросить Аннеле.
— Да, да. Поспокойнее стал. Может, и обойдется. Приедет доктор, может, все и обойдется.
Ворота сарая распахнуты настежь. В проеме стоит мать.
— Вставай, дочка, школьное платье надень да обуйся.
— Разве в школу пора?
— Не в школу. В другое место. Записку от доктора отнесешь, там тебе дадут что-то.
— Доктор был?
— Только уехал.
— Что он сказал? Что сказал доктор?
— Что сказать он мог? Вопросов не задавай, торопись!
Аннеле оделась, а мать уже ждет ее во дворе — протягивает бумажку, написанную доктором, да кусок хлеба на дорогу.
— В дом не входи, не тревожь. Доктор порошок дал. Как будто притих чуток. Может, поспит немного. А ты беги. Видишь, за железной дорогой большой лес — это Унгурский лес, а крыши вдалеке — это Унгури, а в лесу том женщина живет. У нее то, за чем идешь. Дорог в лесу много, а когда выйдешь на верную, приведет она тебя прямо к ее домику. Дом красивый, с палисадником. Женщина эта повитуха. Встретишь кого, тут же и спрашивай, где повитуха живет. Каждый скажет. Дорогу объяснить не могу, сама там никогда не бывала. Если дорог много, то как встретишь кого, сразу спроси. И держись больше унгурской стороны. Было б кого послать, тебя бы не отпустила. Янис доктора повез, да и он притомился, всю ночь не спал, а Микелис не гож для такого дела.
Аннеле сорвалась с места. Мать крикнула ей вдогонку:
— Не гони, не гони так, устанешь! Путь не близкий, на обратную дорогу сил не хватит. Да запомни все, что наказала.
Аннеле зашагала вперед. Лес, казалось, совсем близко. Тут же и железная дорога.
Но перебраться через железную дорогу не удалось. В широких канавах поблескивала желтая от глины вода, хотя дождей давно не было. Низина. Пришлось шагать до переезда.
Когда Аннеле пересекала дорогу, жена обходчика проводила ее строгим взглядом — что-то не примечала она здесь эту девочку. Может быть, она знает, где дом повитухи, мелькнуло у Аннеле, но сторожка уже осталась позади. Не у первого же встречного дорогу спрашивать. Да и лес, вот он. Дорога сворачивала направо, огибая топкие места, где были накиданы сучья, чтоб в дождливую пору не вязли повозки, и наконец привела в красивый лес и сама стала широкой-широкой, как большак. Словно зеленый поток, струилась она среди деревьев.
Аннеле казалось, что впервые видит она такой удивительный лес.
Какая сочная, зеленая трава, какие большие цветы, краски невиданные, а какие деревья могучие! Березы вершинами в поднебесье устремились, листья у дубов блестящие, точно в Янов день, вязы раскинули свои ветви, словно шатер, под ними струятся золотистые легкие тени. Усталости как не бывало. Живительную радость излучало все, что окружало ее здесь. Как дурной, мучительный сон забылось и то, почему она очутилась в этом лесу. Словно волшебный свет заполнил сердце девочки, вытеснив весь мрак. Вершины деревьев высоко-высоко, беспределен небесный свод, залитый солнечным сиянием. Нет боли, нет страданий! Гладкие бархатные дороги зовут, манят, ноги сами идут. Целый бы день вот так шла и шла.
А домика все не было.
За поворотом вместо одной дороги стало три. По какой же идти? Глаза выбрали самую красивую.
Так шла она, шла, пока не показалось ей, что дорога ведет назад. Но только не в сторону Унгури, не в сторону какого-то другого обжитого места — чем дальше, тем колея становилась все незаметнее.
Придется вернуться к развилке и пойти по другой дороге.
Чтобы сократить путь, она решила пройти через лес.
Вскоре она снова очутилась на дороге, но тут ей почудилось, что это вовсе не та дорога, по которой она шла.
Деревья как будто не те, да и дорога внезапно опять разветвилась. Но она еще сомневалась: может, и та дорога, просто боковую она не заметила?
И ничего лучшего не придумала, как повторить первую попытку: идти по одной из них, пока не выйдет на широкую дорогу, если же нет, то повернуть назад и пойти по второй.
Но широкая дорога исчезла, словно с лица земли ее стерли. Она сбегала в одну сторону, сбегала в другую. Смотрела, искала, пока не поняла, что заблудилась окончательно.
Остановилась, глянула на тень. Был полдень. Припомнились страшные рассказы о леших, сбивающих путников с дороги. Незнакомые места, неведомые дороги. Самый полдень! А вдруг появится леший?
Стремительно огляделась. Расправила плечи. Нет, нельзя ей бояться. Будь что будет, она не испугается. Но вот куда идти? Что делать? Надо было спросить у жены обходчика. А здесь у кого спросишь? Ни живой души.
И с тяжелым сердцем она снова двинулась вперед. Вдруг остановилась и не могла больше сделать ни шагу. Что же делать? И ее охватила такая усталость, такое отчаяние, что она упала на землю.
Защитный панцирь — чувство восхищения и радости, которое подарила ей природа, когда вошла она утром в лес, — внезапно рассыпался на осколки, снова навалилось горе, смутное, черное, страшное.
Отец! Что делает он сейчас? Каково ему? И ждет ее. Мама все поглядывает в сторону Унгури и ждет. А она заблудилась, дороги отыскать не может. Но от нее помощи ждут. От нее!
А что если весь день искать придется и все равно она не отыщет? Ночь наступит, а она все не найдет. Что тогда? Ни туда ни сюда дороги не знает.
— Боженька, боженька, укажи мне домик!
В отчаянии она оглядывается вокруг, словно молит о помощи. И вдруг ей чудится, что в одном месте наряд у деревьев светлее и прозрачнее. Она бежит туда прямо через лес. Деревья расступаются, и вот они все реже и реже. А вот и крыша, и сад, и дом. Красивый, и перед ним палисадник. Дом весь укрыт цветами, много цветов, нежатся они на солнце. Неужто место, которое она искала, так близко? Почему ж она так долго блуждала вокруг и ничего не видела? Не в сказке ли все это?
Нет, не в сказке. Кудахчут куры, хрюкают поросята, играют, ссорятся дети. Живут здесь люди.
Молодая приветливая женщина появляется на пороге: «Кого ищешь, девочка?»
