— Ее настоящее имя Эстелла. Мне она напоминает злую Мэри Поппинс.
— У них у всех есть друг для друга прозвища, Стефан был Солдат, Андре — Придворный. Стефан говорил, что это связано с верой старых вампиров: они не называли посторонним свои настоящие имена.
— Итак, Эстелла, — я нарочно назвала имя, — пошла против приказов Марсилии?
— Нет. Вероятно, нет.
—
Рейчел вернулась в комнату. Еще более бледная.
— Я думала, ты ищешь Стефана.
Я кивнула. Адам и Сэмюэль им безразличны.
— Я считаю… я считаю, что здесь происходит нечто большее, чем просто превращение колдуна в вампира. Меня, например, интересует, кто превратил колдуна в вампира.
— Вы считаете, что здесь не обошлось без другого вампира? — спросила Наоми.
— Стефан говорил, что колдун стал вампиром недавно. И мне пришло в голову, что, возможно, чудовище дергает за ниточки его создатель. Но я слишком мало знаю о вампирах, чтобы строить обоснованные догадки.
— Я знаю достаточно, — сказала Наоми медленно, выпрямляясь на стуле. В ее лице что-то изменилось, и я поняла, что контроль взяла на себя вчерашняя образованная женщина. — Я могу вам помочь, но за определенную плату.
— И какова же плата? — спросила я.
Я почему-то сомневалась, что эта дама захочет слушать мое пение: у нее нет чувства юмора дядюшки Майка. Когда эта мысль пришла мне в голову, я вдруг поняла, что, как только дядюшка Майк объявил меня своей гостьей, никто из малого народа уже не мог обидеть меня, не бросив вызов ему; именно поэтому та крупная женщина; разочарованно вздохнула, когда дядюшка Майк назвал меня своей гостьей, хотя и обрек меня на пение перед всем сборищем.
Я так погрузилась в мысли, что едва не прослушала ответ Наоми.
— У вас есть связи с вервольфами. Я хочу, чтоб Альфа вступился за нас. Если Стефан умер, мы тоже мертвы. Марсилия разбросает нас по зверинцам других вампиров, и мы проживем там в заключении до смерти.
— Остальные вампиры просто убивают свою… — я едва не сказала «пищу» и, так как не могла придумать более вежливого выражения, просто замолчала.
Она покачала головой.
— Не специально, но большинство их не умеет владеть собой так, как Стефан. Мы принадлежим Стефану. Это значит, что другие вампиры действуют на наше сознание подругому. Особенно на тех, кто привязан, как Джой. Когда на привязанного воздействует другой вампир, не тот, к которому он привязан, можно ожидать чего угодно.
— Значит, если Стефан умер навсегда?..
Она мрачно улыбнулась.
— Мы все умрем.
— И вы считаете, что вервольфы могут помочь?
Она кивнула.
— Марсилия перед ними в долгу. Это долг крови. Колдун — вампир, а значит, Марсилия в ответе. Когда к охоте подключились два вервольфа, Марсилия стала отвечать и за них. И так как один из них тяжело ранен, а второй… — Она выразительно пожала плечами. — Если ваш Альфа в уплату попросит нас, она отдаст.
— Но ее будет тревожить ваше молчание.
— Если мы отойдем в собственность вервольфам, наше молчание станет их проблемой.
— Я поговорю с вервольфами, — пообещала я. — Но у меня нет особого влияния. — Особенно если и Адам с Сэмюэлем мертвы. От этой мысли мне стало трудно дышать, но я отогнала ее. — Расскажите, как устроена семья.
Наоми с видимым усилием взяла себя в руки и заговорила как самый настоящий преподаватель, каким когда-то была.
— Начну с общего, потом перейду к частностям, ладно? Но вы должны понять, что общие положения не распространяются на все частности: большинство вампиров следуют им, но не все.
— Хорошо, — ответила я, жалея, что у меня нет блокнота для заметок.
— Вампир предпочитает держать под рукой постоянный запас пищи, поэтому при нем живет несколько человек, обычно от трех до семи. Трех достаточно, чтобы давать пищу в течение месяца, пока они не умрут; семерых хватает на полгода: вампир у каждого берет понемногу. Поэтому они живут дольше.
— Но в Тройном городе не исчезает ежемесячно по сорок человек, — возразила я. — А я знаю, что у Марсилии больше десяти вампиров.
Наоми мрачно улыбнулась.
— Они не охотятся на своей территории. Меня Стефан нашел в Чикаго: я преподавала в Северо- Западном университете. Рейчел из Сиэтла.
Почему-то ее слова о Дэниэле заставили меня посмотреть в сторону раковины, но, должно быть, пока мы разговаривали, молодой человек ушел. Думая об этом, я поняла, что уже некоторое время его не слышу. Меня встревожило то, что я не слышала, как он ушел.
— Значит, вампирам нужно постоянно пополнять свой зверинец?
— Большинству, — кивнула Наоми. — Как ты знаешь, Стефан поступает по-другому. Нас в этом доме четырнадцать постоянных жителей, и есть еще с десяток приходящих время от времени. Обычно Стефан не убивает добычу.
— А Томми? — негромко напомнила Рейчел.
Наоми пренебрежительно отмахнулась от ее слов.
— Томми был уже болен. — Она посмотрела на меня. — Когда малый народ перестал таиться, Стефана начало тревожить то же самое, что заставило других перестать таиться. Он заявил и семье, и правящему совету вампиров, что дальше так жить нельзя, если они хотят выжить. Он и так уже содержал большой зверинец, потому что он не убивает людей, у него репутация мягкосердечного. Мне говорили, что Марсилия считает его заботу о нас «забавной».
Она иронически посмотрела на меня.
— Стефан начал экспериментировать. Он искал для вампиров возможность сосуществовать с людьми. Меня он нашел, когда я умирала от лейкемии, и предложил свой способ сохранить жизнь.
Я кое-что подсчитала в уме и удивленно посмотрела на нее.
— Рейчел сказала, что вы были преподавателем, когда Стефан вас нашел. Сколько же вам тогда было лет?
Она улыбнулась.
— Сорок один. — Значит, сейчас ей под шестьдесят. Но она совсем не выглядит на столько. Она едва ли старше меня. — Стефан уже тогда знал, что может предложить долгую жизнь: одна из его подопечных прожила почти сто лет, прежде чем ее убил другой вампир.
— Каким образом отдача крови вампиру позволяет продлевать жизнь? — спросила я.
— Обмен кровью, — сказала Рейчел и облизала палец. — Он берет у нас кровь, но немного и дает. С тех пор как я начала кормить его, я приобрела способность видеть в темноте. Я могу гнуть колесные диски.
И она посмотрела на меня из-под длинных ресниц, чтобы понять, как я приняла это откровение.
Я задумалась, а Рейчел нахмурилась: должно быть, моя реакция ее разочаровала. Возможно, она ожидала, что я ужаснусь или заинтересуюсь.