рассказывали друг другу смешные случаи из своей жизни, смеялись, строили планы на будущее…
Все было как-то обыденно, но по-домашнему мило, естественно и спокойно. И Аля поймала себя на мысли, что еще ни с одним человеком не ощущала себя так свободно и уютно. Она не знала наверняка, но чувствовала, что счастье должно выглядеть именно так, а не иначе. Оно не должно рвать сердце в клочья, не должно пугать, оно обязано расслаблять и убаюкивать. И все же, сидя на диване рядом с Климом, Алечка чувствовала, что у нее кружилась голова, что-то теплое и приятное шевелилось внутри. Разглядывая невзначай свое отражение в блестящей поверхности пузатого самовара, в кружке с чаем, в ложечке для сахара, Алечка пыталась понять, что такого особенного Клим в ней нашел и чем она заслужила его расположение, но не могла. Ничего в ней не было особенного. «Быть может, глаза? – задавала себе вопросы Алевтина. – А может быть, губы? Или волосы? Густые разве что. А так… Фигура? Исключено. Хотя… ноги – вполне. Только ведь ног он не видел. Или видел?» Алечка пошевелила пальцами ног, Клим искоса покосился на нее и чуть заметно улыбнулся.
Некоторое время они сидели молча. Из открытого окна потянуло вечерней прохладой, солнце медленно уплывало по глади озера за лес, гостиная наполнилась мягкой красноватой палитрой заката, отчетливей стали шорохи за окном.
– Забыл тебе сказать, что заезжал к тебе домой, – тихо сказал Клим.
– Зачем? – тоже тихо спросила Алевтина.
– Я хотел тебе что-то из вещей прихватить, ключи ведь по-прежнему у меня. Извини, что без разрешения, но зайти в магазин и купить для тебя одежду я побоялся. Нужно хотя бы еще денек переждать, на всякий случай.
– Прихватил?
– Там сумка в прихожей стояла, я тебя с ней уже видел. Думаю, в ней твои вещи.
– Ты правильно думаешь. Ну и где она? Моя сумка?
– В машине, сейчас принесу, – сказал Клим, нехотя встал и вышел.
Она осталась одна и вдруг почувствовала болезненный укол в сердце – и поняла, что попросту не сможет больше дышать, задохнется, если он навсегда исчезнет из ее жизни. Она была готова идти за Климом хоть на край света, но все же ей было немного не по себе от того, что Клим так торопит ее с росписью. Она пыталась возражать, убеждала его, что нужно сначала узнать друг друга получше. Просила дождаться возвращения тетушки и Сан Саныча. Но Клим упрямо стоял на своем, объяснив спешку тем, что в Москве у него полно дел и выкроить время для ЗАГСа будет просто невозможно. Он успокаивал ее, что это будет всего лишь роспись, а свадьбу чуть позже они с шиком отыграют в лучшем ресторане Москвы и, конечно же, позовут на торжество ее любимую тетку. В конце концов она уступила его настойчивости и дала окончательное согласие на брак. Оставалось только договориться о дате и времени. Аля не сомневалась, что с этим вопросом у Клима никаких проблем не возникнет. Все было решено, вернее, почти все. На завтра у нее, по расписанию, планировался завершающий поход к дантисту, а после ей надлежало придумать, что надеть на собственную свадьбу – выходить замуж в милом платьице, в котором ее хоронили, Алечке Сорокиной почему-то совсем не хотелось. Аля легла на диван, положила под голову руки и задумалась, глядя в потолок. От помощи Клима в этом интимном вопросе Аля решила категорически отказаться, она и так переживала, что он очень сильно потратился на ее похороны, теперь, наверное, долго будет свое материальное положение восстанавливать. Не миллионер, поди, чтобы деньгами так швыряться. Да и деньги на простенькое свадебное платье при желании она и сама могла наскрести. Тетушка оставила, плюс ее собственные сбережения – честно заработанные сто долларов. Загвоздка была в другом – свадебное платье в их городе купить было просто нереально. Идея пришла внезапно, и Алечка присела на диване от возбуждения. В мастерской у Сан Саныча хранилось несколько рулонов с натуральным шелком для внутренней обивки гробов. У тетки она видела швейную машинку. Дело осталось за малым: найти где- нибудь журнал типа «Бурда» с подходящей выкройкой и сшить себе шикарный свадебный наряд. Радуясь, что проблема решилась так легко и просто, Алечка успокоилась. Ее больше ничто не тревожило, даже то, что шить она абсолютно не умеет.
Клим вытащил сумку из багажника, бросил ее на землю и набрал номер Леры. Вчера, занятый похоронами, он забыл ей позвонить, и теперь его терзало чувство вины. Беспокоился он еще по одной причине: все сроки пребывания на рыбалке уже давно прошли, партнеры по бизнесу нервничали, но пока ситуацию удавалось держать под контролем. Хуже обстояли дела с Лерочкой, по поводу его задержки между ними уже произошло неприятное объяснение. Клим сам себе удивился: как он за такой короткий срок научился так филигранно врать. Он врал Лерочке, врал Алевтине, врал своим партнерам. Он превратился в жалкого лгунишку, неспособного даже самому себе сказать правду. Так было проще жить, так было проще выжить.
– Привет, – хрипло сказал он. В трубке слышалось тягостное молчание. – Лер, почему ты молчишь? Обиделась, да?
– Ты где? – холодно спросила невеста.
– На базе… пока еще…
– Почему?
– Я же тебе вчера объяснил, – замямлил Клим, – вернее, позавчера. Ты что, забыла? Заболоцкий серьезно траванулся чем-то, он нетранспортабелен. А бросить я его не могу одного.
– Я помню.
– Ну и что же ты тогда дуешься?
– Ты не позвонил, – отчеканила Лера.
– Прости, Лерочка. Я не мог. Ты не представляешь, какая здесь больница. Жуткое дело! Никому до пациентов дела нет. Пришлось неотлучно сидеть в реанимации рядом с Заболоцким. А там запрещено пользоваться мобильным. Ему очень плохо, Лерочка, пойми. Он под капельницей лежит. Весь проводами обмотанный. Я до самого позднего вечера так там и просидел. А с утра встал и опять в больницу поехал. Хотел тебе позвонить, но у меня батарейка села. Прости, солнышко. Как только Заболоцкого выпишут, я его гружу в багажник – и пулей в Москву. Ты не представляешь, как я соскучился! Ужасно просто, – с жаром зашептал он в трубку, поглядывая на окна своего домика.
– Это ты меня прости, Клим, – Лерочка смягчилась и повеселела. – Ты, наверное, весь измучился. Бедненький мой! Прости, я тоже очень скучаю, поэтому веду себя как эгоистка.
– Как у тебя дела? – расслабился Клим.
