также и на твое величество и на царство готовит корабли и каторги, и иные многие воинские суды и всякой воинской снаряд готовит» [442].
Нам неизвестно, узнал ли Негр о таких изменнических сношениях бунтовщиков с турками. Однако он принял решительные меры. Отправляя князя Василия Владимировича Долгорукого, брата убитого бунтовщиками, с войском для борьбы с ними, он писал ему, что нужно «сей огонь за раз утушить». В инструкции Долгорукому было оказано: «Городки и деревни (на Хопре и проч.) жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колеса и колья, дабы тем удобнее оторвать охоту к приставанью к воровству людей; ибо сия сарынь кроме жесточи, не может унята быть».
Из разных писем царя к Меньшикову, Долгорукому, Толстому и прочим видно, как сильно он беспокоился и что особенно тяжелой заботой была мысль об Азове. «Смотри неусыпно, — писал царь Долгорукому, — чтобы над Азовом и Таганрогом оной вор чего не учинил прежде вашего приходу»; затем он советовал ласково поступать с теми, которые пристали к бунту, но принесли повинную, и т.д. К Меньшикову он писал: «Ежели сохранит Господь Бог Азов и Таганрог, то им (бунтовщикам) множиться отнюдь нельзя, понеже сверху войска, а снизу сии города; на Волгу и Астрахань нет им надежды, и для того мусят (должны) пропасть» и проч. Петр немного позже, в другом письме к Меньшикову, выразил надежду, что война в Польше не помешает ему на некоторое время отправиться на Дон, «истребить сей огонь и себя от таких оглядок вольными в сей войне учинить».
Между тем Булавин действовал успешно, занял важный город Черкасск и собирал все большие и большие силы. Петр был очень встревожен и писал к Меньшикову: «Вор Булавин Черкасской взял и старшин пяти человек побил до смерти, и писал в Азов войсковую отписку, что они ничего противного чинить не будут; однако же чаю, сие оной дьявол чинит, дабы оплошить в Азове и тайно возмутить, также и к Москве послана от них станица с оправданием, с отпиской; однако же сему в подкопе лежащему фитилю верить не надобно; того ради необходимая мне нужда месяца на три туда ехать, дабы с помощью Божьей безопасно тот край сочинить, понеже сам знаешь, каково тот край нам надобен, о чем больше терпеть не могу» [443].
Однако счастье изменило Булавину. Его шайки несколько раз были разбиваемы отправленными против них отрядами войска. Долгорукий действовал довольно успешно и собирался было вешать 143 взятых в плен бунтовщиков, когда получил письмо от Петра со внушением поступать милостиво, жестокостями не усиливать слухов о том, что Долгорукий мстит за убиение брата.
Булавин сделал ошибку, разделив свои войска на несколько отрядов. Если бы он со всеми силами своей голытьбы бросился на Волгу и пошел вверх этой рекой, то его движение, при не затихшем еще башкирском бунте, при вступлении Карла XII в русские пределы и при внутреннем неудовольствии, возбужденном преобразованиями и тягостями, могло бы сделаться чрезвычайно опасным [444].
Неудачи лишили Булавина доверия. Между казаками всегда находились готовые к измене, к выдаче своих атаманов власти, надеясь через это на выигрыш для себя. Некоторые казаки написали челобитную и отправили ее к царю. В ней они жаловались на страшные насилия Булавина и его товарищей, рассказывали, что сии последние многих людей в воду сажали, по деревьям за ноги вешали, женщин и младенцев меж колод давили и всякое ругательство чинили. При всем том, однако, челобитчики считали себя вправе вступить как бы в формальные переговоры с правительством. В конце челобитной сказано: «Мы желаем тебе служить по-прежнему; но чтобы твои полководцы к городкам нашим не ходили; а буде они насильно поступят и какое разоренье учинят, в том воля твоя: мы реку Дон и со всеми запольными реками тебе уступим и на иную реку пойдем».
Петр, получив челобитную, велел Долгорукому прекратить военные действия. Очевидно, царь надеялся на сделку с мятежниками. Однако положение Долгорукого было чрезвычайно затруднительно. От Толстого он получал из Азова тревожные письма, заставлявшие его действовать; движения Булавина опять становились опасными, особенно для Азова. Петр, наконец, предоставил Долгорукому действовать по усмотрению, «ибо издали так нельзя знать, как там будучи» [445].
После этого царским войскам удалось в разных местах разбить шайки бунтовщиков. Нападение, сделанное последними на Азов, не имело успеха, хотя они ворвались было на мгновение в Матросскую слободу и вся крепость находилась в крайней опасности. Разбитые беглые казаки собрались захватить Булавина для выдачи его правительству. Видя себя окруженным изменниками, атаман застрелился из пистолета (в июле 1708 г.). Мятеж, однако, этим не прекратился. Другие атаманы, Голый, Драный, Хохлач и прочие, продолжали то, что начато Булавиным. Петр опять прислал строгие приказы: разорять городки, казнить жителей их и проч. Долгорукий охотно исполнял, сколько мог, эти приказания. С Волги приближался князь Хованский. Особенно кровопролитной была битва при Паншине на Дону (23 августа), где вместе с казаками-бунтовщиками сражались против царского войска многие беглые драгуны и солдаты, служившие до этого в полках Шереметева. Однако победа была совершенная. Хованский после этого выжег 8 городков; 39 городков били челом и приведены к присяге; столь же успешно действовал, в свою очередь, и Долгорукий. С ворами делалась строгая расправа. Некоторых преступников четвертовали, других, целыми сотнями, вешали, поставив виселицы на плотах и пуская их по Дону вниз для внушения всему на селению о судьбе, ожидавшей его, в случае упорства [446]. Уничтожая разные городки и отправляя всех мужчин в Астрахань для наказания, Апраксин писал к царю о стариках, женщинах и детях: «Те и сами исчезнут», т.е. пропадут голодной смертью, холодом и проч.
Таковы были приемы, употребляемые правительством в борьбе с этими противогосударственными элементами. Кротость считалась невозможной. И действительно, каждое послабление, каждая уступка казались опасными. И без того шайки недовольных продолжали действовать до глубокой осени. Атаман Голый еще некоторое время рассылал грамоты с повторением избитых фраз о том, что-де нужно стоять за дом Богородицы и не допускать введения эллинской веры и проч. Приходилось продолжать борьбу с бунтовщиками до окончательного истребления их. В одном сражении до трех тысяч приверженцев Голого были убиты; многие утонули или погибли во время бегства. Победа государства над казачеством была делом необходимости. Казачество, как замечает Соловьев, усиливалось за счет государства, вытягивая из последнего служебные и производительные силы. Государство, усиленное при Петре личностью государя и нуждаясь в служебных и производительных силах для собственных целей, не могло позволить казачеству похищать у себя эти силы. Если казачество было побеждено уже при царе Алексее Михайловиче, то подавно оно оказалось слабейшим при Петре: царское войско при Петре было иное, чем при отце его; эта перемена давала возможность горсти царского войска разбивать вдвое сильнейших казаков; притом, если бы дело затянулось, Петр сам хотел ехать на Дон, чего бы не сделал отец его [447] . Победа царя над казаками, отрицавшими возможность, необходимость преобразования и представлявшими собой протест против начал цивилизации и прогресса, была необходима для дальнейших успехов в области внешней политики и для продолжения дела реформы. Хотя и впоследствии именно в этом юго-восточном крае повторялись явления, похожие на разинский и булавинский бунты, все-таки пока Петр мог спокойнее продолжать работу дальнейшего преобразования.
Оставалось, однако, бороться с опасностью, угрожавшей государству с совсем иной стороны.
Когда в Москве была получена весть о самоубийстве Булавина и о разбитии его войска, царевич Алексей, сообщая об этом князю Меньшикову, поздравил его «с сею викторией» [448].
В ту пору еще нельзя было предвидеть той борьбы между царевичем и Петром, которая могла сделаться еще гораздо опаснее столкновений со стрельцами, астраханцами и казаками.
ГЛАВА V
Царевич Алексей Петрович
Когда вскоре после государственного переворота 1689 года начались преобразования, столь не нравившиеся массе, народ надеялся как на избавителя на царя Ивана Алексеевича. После кончины
