пещерный характер горы. В некоторых местах отвесный склон был усеян темными отверстиями ходов, пробуравивших известняк. Стаи горных ласточек кружили, стремясь попасть в отверстия, вход в которые закрывали дикие заросли кустарника. Ущелье обезлюдело; во времена Великих огневых ударов здесь царило большое оживление. Приплюснутым зданиям из стеклостали, таким, как Центральное ведомство и другие уцелевшие образчики черепашьего стиля, полностью соответствовала подземная жизнь в пещерах и лабиринтах шахт. Пагос управлялся тогда Объединенным обществом по движимому имуществу, прорывшим здесь ходы лабиринтов и сгруппировавшим их в отдельные системы катакомб, которые вели в глубь горного массива. Известняк легко выбирался и был в то же время достаточно упругим, не обрушивался при создании больших сводов. Основание Общества по движимому имуществу было одним из самых крупных дел того времени, сдача изрытой горы в аренду принесла неслыханные барыши. Практически не было ни одного предпринимателя, не снявшего хотя бы одного отсека, и ни одной конторы, не арендовавшей подземной галереи — кто для хранения товара, а кто как убежище на случай военной угрозы. К этому стоит еще добавить музейный бум, возрастающий, когда надвигается тень разрушения. Это были времена владения двойной собственностью — подверженной разрушению наверху и надежно укрытой в земле. В первую очередь библиотеки и архивы сумели таким образом уберечь свои богатства от огня — сначала они прятали там копии, дубликаты и фотограммы, но вскоре отношение к горе изменилось и туда стали упрятывать оригиналы.
Со времен Регентства, установившего порядок на планете, все это отошло в область воспоминаний. Однако как каждый исторический этап отражается на общественных институтах и учреждениях, так случилось и тут. В катакомбах сохранились специфические отрасли коммунальных служб, которые сами по себе тяготеют к подземному царству. В других же ущельях горного массива разместились огромные картотеки и хранилища реестровых книг, уединившиеся там в своей замкнутой пропыленной жизни, отличающейся, однако, большой точностью и скрупулезностью, и превратившиеся в чистое эльдорадо бюрократии. Здесь покоилась, подобно отдыхающему мозгу, увоженная в папки память. Как Координатное ведомство обеспечило себе монополию на установление местонахождения любого предмета по его форме, так и Центральный архив сделал то же относительно временных связей, узурпировав все, что называется «ходом событий», — без него оказывалось невозможным обойтись, едва возникал вопрос о необходимости привлечения к делу архивных материалов. Как и в Координатном ведомстве, даже и близко не напоминавшем старые патентные бюро, здесь тоже царили полная механизация и рафинированная автоматика, когда требовалось вызволить к жизни запыленные реестровые книги. С тех пор как дух времени продал душу материальному миру с его детерминизмом, статистика заняла ведущее место как в практике, так и в теории. Она поставляла основополагающие сведения даже историографии. Недавно Сернер посвятил этой проблеме одно из своих эссе: в нем прослеживался путь от полной свободы к сдерживающей эмоции цифре и больше всего внимания уделялось истории плебисцитов и политических заверений. Работа была признана удачным ходом в шахматной борьбе, которая велась за оказание влияния на Центральный архив. Практически значение, которое приобрело это учреждение, зиждилось на совершенствовании методов машинной обработки поставляемых сведений, с одной стороны, и оперативности средств связи — с другой. С молниеносной быстротой открывался доступ к огромному запасу накопленных сведений. Каждый телефонный звонок в лабиринты приводил там в движение сплетенную из чувствительных, как ганглии, узлов сеть. Не существовало ни одной газеты или биржи труда, ни одного исследовательского центра, фирмы или конторы, в смете которых не значились бы на первом месте консультации Центрального архива. Там можно было многое узнать — не только по поводу разных дел и событий, но и касательно отдельных личностей. По этим причинам ведомство причислялось к тем, что жили по закону неприступных крепостей. И тем же оправдывалось еще и то обстоятельство, что в самых верхних его эшелонах бюрократической власти немалую роль играли мавретанцы — они знали толк в прикладной статистике и ценили убедительность ее силы. В их руках собранные в этих поперечных известняковых траншеях сведения получали свое особое толкование и применение.
Дорога поднималась вверх. Они сошли с коней, чтобы облегчить животным путь, и повели их за собой, держа за поводья. По левую руку появились предупредительные сигналы: они вступили на территорию, где под землею хранились государственные сокровища. Казначейство оказалось вторым ведомством, оставшимся на Пагосе и имевшим внутри него разветвленную подземную сеть, оно подчинялось исключительно Проконсулу. Проходы сюда преграждались встроенными в скалу редюитами и специально подобранной охраной. Эту службу несли резервные войсковые части, размещенные вокруг шале, а также курсанты Военной школы.
Казна была двойной и отвечала по своей структуре проведенной Регентом денежной реформе, которая, как все мероприятия тех дней, носила одновременно как консервативный, так и прогрессивный характер. Возвратом к старому было введение вновь в обращение золота как меры стоимости и покрытия эмиссии банкнот. Весь оборот денежной массы обеспечивался золотым запасом, находившимся под присмотром Горного советника. С момента открытия Фортунио и другими новых эльдорадо проще простого было поддерживать эти запасы на должной высоте, разумеется, получив на то «добро» Регента. К этому еще добавилась добыча золота из моря с помощью ауромагнитов.
На основе расчетов золотом заключались сделки по движимому и недвижимому имуществу; золото было мерой всему, что зовется товаром. Новой, прогрессивной стала энергетическая валюта: в основе ее лежали энергетические мощности, что позволяло выражать ее в цифрах и определять ее курс по отношению к золоту. Ее базой было второе валютное хранилище энергией, — сравнимый разве что с подземными кладовыми таких полезных ископаемых, как уголь и нефть. Только энергобассейн представлял собой не залежи, а постоянно функционирующие плутониевые мастерские. Урановый огонь, неограниченное применение которого Регент сделал своей прерогативой, выступал здесь в роли чисто финансовой и рабочей силы. Для пользования энергией была введена разменная монета специальной формы. Ее опускали в бесчисленные автоматы, подававшие в дома, служебные помещения и на транспортные средства энергетические мощности, которые можно было обратить в свет, силу, тепло, движение и любой другой вид технической службы. К этому добавлялось еще общее количество энергии, расходуемой всеми движущимися и недвижущимися машинами на суше, море и в воздухе, находившимися как в общественном, так и в личном пользовании. Энергия передавалась излучателями по ионизированным каналам и измерялась автоматами до того, как была израсходована потребителем. Производство энергии составляло социализированную отрасль экономики, золотое обращение — капиталистическую. В принципе обе они являлись аспектами одного и того же процесса. Товарное производство находилось практически полностью в руках частного сектора, свободу которого регулировал государственный сектор — производство энергии. Таким образом, экономическая структура, в зависимости от того, под каким углом ее рассматривать, носила явно государственный или явно свободно-рыночный характер. Это находило свое выражение, как уже было сказано, и в валюте тоже.
Что касается контроля, то первоначально было распределено так, что Проконсул осуществлял надзор за золотым запасом, а Ландфогт — за энергионом. Недавно, однако, в этой взаимодоговоренности произошли существенные изменения: охрана энергиона и обеспечение его функционирования перешли к войскам. Это было главной заслугой вновь приступившего к своим обязанностям Патрона. За одну ночь достиг он той цели, вокруг которой долгие годы кружил Нишлаг, ведя безуспешные переговоры. Тем самым Проконсул контролировал теперь и энергию. Ландфогт мог противопоставить этому только свою популярность и обратить ее в серьезном случае в реальную силу, вызвав беспорядки. Тщетно пытался он до сих пор добиться личного влияния на рабочий персонал энергиона, но Патрон отбирал его лично и с предельной тщательностью.
Они дошли до Мальпассо — темного мрачного ущелья, обставленного кипарисами и перерезавшего дорогу. Узкое и глубокое, оно уходило за гору и вело к Кампо-Санто Гелиополя — к третьему подземному сооружению внутри Пагоса, связанному с эпохой Великих огневых ударов.
Возникшая тогда урановая угроза подорвала доверие не только к надежности и прочности городов и человеческого жилья, она также разрушила и надежды на неприкосновенность могил как последнего пристанища на земле. Ведь могилы, по сути, начало и конец жизненных координат в системе универсума. И осознание этого приняло мощный размах перед надвинувшейся смертью.
