Изменения в обрядах погребения фиксируют величайшие фазы в истории человечества, простая смена стилей по сравнению с этим эфемерное явление. До Великих огневых ударов мертвых захоранивали в земле, хотя уже начала расти секта тех, кто предпочитал сожжение. Только позднее в этом увидели знак надвигающейся эры уничтожения.

При виде разрушенных кладбищ, развороченных могил и расплавленных памятников поднялась новая волна паники. Оставшиеся в живых, выбравшись наверх из мрака подземелья, не нашли ни крестов, ни могильных камней. Земляной покров с травой и цветами — символ материнского лона отсутствовал. Обелисков — хранителей отцовского начала — тоже не было. Все выжег огонь.

Вот в те времена и заложили на Пагосе некрополь, в тверди скалы, превосходившей по надежности даже пирамиды. Обряд быстро прижился, стал повальным и оправдывал себя. С новой страстью вспыхнувшее желание обрести вечный покой согласно старому христианскому обычаю нашло здесь свое осуществление. Так ущелье в восточной части Пагоса стало местом великого паломничества мертвых. Вход в это царство был торжественным, белые скалы устремлялись, словно мраморные колонны или трубы органа, в такую высь, где пролетал только орел. Давно иссякшие ледниковые воды образовали в скале мощные монолиты. Словно самой природой созданные обелиски обрамляли вход в долину мертвых, торжественно простиравшуюся в глубь горы.

Обустроенные подъезды к могильникам позволяли проникнуть в необъятное царство, заселенное умершими, места захоронений которых напоминали соты мрачного улья. От часовен и наскальных церквей, в которых свершались траурные церемонии, разветвлялись дорожки к криптам и, конечно, колумбариям. В этом находили свое отражение вынужденная теснота и перенаселенность последних пристанищ на земле. Стены колумбария были выложены, словно мозаикой, мемориальными плитами с выгравированными на них именами и двумя датами. Небольшое углубление предназначалось для святой воды, часто там лежала веточка самшита. Узкий каменный бортик внизу был весь покрыт застывшим воском, капавшим на него со свечей, зажженных в память об умерших. На родительскую и в день поминовения усопших в подземных галереях царило оживление, словно в дни больших торжественных приемов.

Луций любил ходить в такие дни по улицам города мертвых, сиявшего тысячами поминальных огней. Вот когда становилось очевидным, у кого из этих тысяч умерших есть еще хоть одна душа, помнящая о нем: имя его освещало тогда пламя свечи. Залы некрополя в скале походили на своды огромной каменной библиотеки. Только названия на корешках были освещены. А за ними покоились книги жизни, забытые быстротечным временем, но не пропавшие для вечности. В обычные дни едва ли когда забредал посетитель в заброшенные склепы, дремавшие в скале. Молчание здесь казалось безмерным.

Не мерцала ни одна свеча, и только тоненький лучик света, словно нить Ариадны, вел по лабиринту, освещая эту резиденцию смерти своим отблеском, не имеющим тени.

Но однажды случалось так, что вдруг все менялось, — обнаруживалось, что личность давно умершего значительна сама по себе. И тогда сразу появлялось много света — словно сама скала воссияла ради него. Здесь были и такие галереи, в которых мертвые лежали по рангу, в том числе большой пантеон с великими блистательными именами — пустынный пышный зал с золотом, мрамором и множеством статуй. При нем находился также героон,[35] посвященный памяти павших героев, с саркофагами известных и останками неизвестных воинов и почетным залом, украшенным трофеями. Среди прочего упоминания достойны еще места захоронения членов Орденов и конгрегации монашеских общин, сиротских приютов и ночлежек, а также братские могилы неизвестных, погибших во время великих пожаров и наводнений.

Огненные смерчи вызвали наряду с массовой паникой еще и особые формы поклонения смерти. Подобные явления наблюдаются всегда, когда в стране начинается поголовный мор. При разрушительном опустошении восточных провинций Германского рейха впервые столкнулись с эпидемией самоубийств. Они повторялись в чересполосице катастроф и политических преследований и даже при возникновении нигилистических слухов. Вскоре как результат душевного томления в ожидании смерти расцвели многочисленные секты, такие, как «Птица Феникс», «Новораскольники» или «Маков цвет», цель которых состояла в облегчении и идеализации перехода в загробный мир. В некоторых местах, например на Кеосе, они даже пользовались поддержкой со стороны государства и были по восстановлении порядка упразднены Регентом. С тех пор даже их склепы опечатали. Ходили слухи, что там хранятся картины и скульптуры более вольного и скабрезного содержания, чем изображения на этрусских саркофагах. Сохранились даже легенды о тех сатурналиях, которые праздновались в этих местах. Подробности о том можно было найти в маленьком эссе Фортунио, взломавшего запретные сургучные печати и спускавшегося в склепы.

Среди этих густозаселенных могильников выделялись мавзолеи аристократов и богачей. Соотношение было таким же, как между фешенебельным районом вилл и переполненными городскими кварталами улиц и площадей. Классической формой была здесь часовня с более или менее богато украшенным алтарем и ракой с мощами предков. К ней примыкали один или несколько залов, в зависимости от разветвленности рода. Одни поражали обилием показного великолепия, другие отличались простотой решения. Вошло в обычай отмечать здесь юбилейные даты и семейные праздники — скромно и в то же время возвышенно, отдавая дань уважения мертвым, — будь то помолвки, клятвенные обеты или вскрытие завещания. Это приводило к тому, что в просторных карьерах Пагоса всегда царила жизнь — связанная не только с похоронными процессиями, но и с посетителями иного рода.

По вечерам колокольный звон возвещал о закрытии ворот некрополя. И тогда массы посетителей начинали стекаться из галерей и сводов подземного царства к проходам, появляясь из подземелья на свет. Луций как-то стоял в такой час у входа и с удивлением наблюдал за потоками людей, тянувшихся от порталов, в темных провалах которых дрожал в лучах заходящего солнца курившийся фимиам. Известно, что при выходе из темноты на свет на людей нападает безудержная веселость, дикая жажда радостей жизни. Кармелиты Пагоса заботились о том, чтобы на кладбищенских дорожках соблюдалось приличие. Их Орден посвятил себя служению усопшим, заботы о которых они несли, приходя сюда из монастыря и скитов отшельников. Они делали все — от грубой физической работы, выполняемой братьями-монахами в склепах и на могилах, до милосердия и отеческого утешения. Жили монахи в пещерах в горе по строгим канонам. Они подливали масла в лампады, служили ночные мессы, читали из Священного писания, поминали поименно всех усопших и совершали ночные обходы.

Чтобы завершить эту мрачную главу, оглянемся еще раз назад: грандиозные катастрофы неотвратимо сблизили человека со смертью. Он познал ее как неизбежность не только своей собственной судьбы, но и великих исторических коллизий; разум охватил канувшие в века цивилизации во всей полифонии их звучания, изучив историю их гибели, создал из них единый гармоничный оркестр. Сильнейшим подспорьем стала для него археология, которая невольно обращается к могилам и заставляет человеческий разум воспринимать поверхностный слой земли как крышку необъятного и таинственного саркофага. Человек проник в древние пирамиды, склепы и усыпальницы монархов, первобытные пещеры с настенными росписями, канувшие в вечность города и дворцы. И опять же невольно обнаружил для себя огромные трофеи именно там, где раньше процветал культ смерти.

Ищи, да обрящешь; находка — плод ностальгии, ее полярная противоположность в своей материальности. Все, что было награблено в могилах, осело в музеях. Музеи росли, как грибы, подменяя собой церкви, да и сами церкви тоже превращались в музеи. Отжившая свой век материя скапливалась там, хранилась или выставлялась для обозрения в раках и под стеклом, напоминая собой реликвии средневековья, хотя дух времени придал всему черты рационального. Когда же последовали первые мощные удары разрушительной силы, огромные города заняли центральное место в пантеоне погибших. Могила Неизвестного солдата, мавзолеи великих вождей, перекраивавших в часы испытаний судьбы народов, поля брани, ставшие массовыми могилами, крестные пути на голгофы, ужасы которых мистически выходили наружу, — все это давало мощное излучение. Потом началось великое перемещение беженцев, у многих из которых не осталось ничего своего, кроме воспоминаний о могилах. На этом отдыхали их мысли, отходила боль. Так поездки к памятным местам стали всеобщей нормой, они превратились в паломничество. Церкви взяли на себя заботу о почитании погибших, они стали могучим источником культовой власти.

Такова была обстановка, когда в ущельях Пагоса возникло государство мертвых. Оно явилось мрачным противовесом городской жизни с ее устремленными в будущее целями. Здесь обосновалась резиденция сил, которые не участвовали в движении вперед. Риск прогресса заключается, собственно, в

Вы читаете Гелиополь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату