сущность Луи.
Генриетта резко повернулась в сторону Жюли и так же резко спросила:
— Ты знаешь, что из себя представляет граф?
— Он мне нравится, — Жюли решилась высказаться откровенно.
— Он тебе нравится? — гневно переспросила Генриетта, — кормилица, как тебе может нравиться такой отвратительный человек? Ты только представь на мгновение его подлую сущность. Граф готов жениться на уродине, на едва живой женщине. И всё из-за денег. Её немощность, её несчастья… он оценивает в кругленькую сумму. Да у него же нет сердца. Он самое настоящее чудовище. Он не может никому нравиться. Он не должен нравиться. Уж если и должно нравиться, то только то, что он не струсил и не сбежал, как все остальные. Он дал возможность сполна насладиться местью, что я и сделаю. Вот и всё. На этом разговор о графе закончен, и не напоминай мне о нём, — последние слова Генриетты были обращены к Жюли. Она только руками развела. Она всего лишь однажды высказалась о графе, и то по причине того, что Генриетта спросила.
Генриетта, к удивлению Жюли, так и не проронила больше ни единого слова. Даже когда она укладывала её спать, Генриетта, которая имела обыкновение ворчать в такие минуты, была необычайна тиха. И лишь когда Жюли собиралась покинуть её опочивальню, она услышала вопрос Генриетты:
— Какты считаешь, кормилица, может, мне стоит изувечить его? Больной и несчастный, он перестанет привлекать женщин. Это может стать для него страшным наказанием. Удивительно, как я раньше об этом не подумала? Это самая прекрасная мысль за последнее время. Спокойной ночи!
Жюли вышла и осторожно закрыла за собой дверь. Она испытывала глубочайшую тревогу. Генриетта могла осуществить своё намерение. Она это знала. Характер Генриетты и ненависть, которую она питала к графу могли подвигнуть её на самый ужасный поступок. «Следует незамедлительно предупредить графа, — подумала Жюли, иначе один бог знает, что может произойти».
Следующим утром Генриетта продолжала играть роль больной герцогини. И с этой целью вновь явилась в столовую к завтраку в чёрной одежде. На сей раз, кроме Журдена, никого в столовой не было. Генриетта едва могла сдерживать своё нетерпение. Не раз за те несколько минут, что она провела в столовой, она порывалась выйти и подняться в комнату Луп. Но всякий раз сдерживалась, надеясь, что он появится в столовой. И Луи появился. Несмотря на бурно проведённую ночь в харчевне, он выглядел почти так же хорошо, как прошлым вечером. Поприветствовав Миледи и кивнув в ответ на поклон Журдена, Луи занял своё место за столом. Он уже собирался приступить к завтраку, когда с удивлением услышал голос герцогини:
— Я не выйду за вас замуж. Даже находясь в таком положении, я считаю вас недостойным себя. Вам понятны мои слова, дорогой граф?
Луи различил злорадство в её голосе.
— Да, миледи! — Луи придвинул к себе тарелку и уже взял в руки нож, когда снова услышал голос Генриетты, в котором явственно различались нотки удивления.
— И это всё? Разве вас не оскорбили мои слова? — Нет!
— Странно. Вам, красавцу, похитителю женских сердец, знаменитому графу де Сансер отказывает больная, немощная женщина, и тем не менее вы не оскорблены. Позвольте узнать причину столь непонятного поведения.
— Миледи, — Луи поднял на неё спокойный взгляд, — я сделал вам предложение. Вы отказались. Всё ясно и предельно понятно. Не понимаю, что нужно объяснять. Я просто принимаю ваш ответ.
— Но вы же должны быть оскорблены, — не унималась Генриетта, — как вы можете терпеть эти слова от…
— Герцогини Орлеанской? Могу с лёгкостью. И на этом давайте закончим наш спор, — в который раз Луи собрался приступить к завтраку, но ему снова не дала этого сделать Генриетта.
— А если я скажу, что ненавижу и презираю вас? Эти слова вас тоже не заденут?
Луи откинулся в кресле и легко засмеялся. Настало время открыть карты.
— Довольно, миледи! Вам не удастся вызвать меня на ссору. Реванш состоялся вчера вечером. Однако вы этого не заметили.
— О чём это вы? — раздался недоуменный голос Генриетты.
— Неужели вы и вправду полагали, что сумели одурачить меня? Неужели вы и вправду полагали, что мне не удастся отличить герцогини от служанки? Неужели вы и вправду полагали, что я поверил этой кровавой истории про искалеченную женщину? Оспу? И всем остальным глупостям, которые вы мне рассказывали? Миледи, вы были весьма убедительны, когда мы с вами разговаривали стоя в воде, но… вы слегка просчитались. Я мог воспользоваться этой ситуацией и вашим неведением, как сделал вчера. Однако не стану этого делать. Так что можете не скрывать своп мнимые язвочки под этим отвратительным нарядом.
Луи откинулся в кресле и, улыбаясь, ожидал реакции на свои слова.
— Следовательно, вчера, оскорбляя меня, вы точно имели представление, кого именно оскорбляете? — послышался негодующий голос с другого конца стола.
— Полагаю, всё обстоит так, как вы только что сказали!
После этих слов воцарилось короткое молчание, затем Генриетта медленно поднялась с кресла. Луи поднялся вслед за ней. О чём Луи сожалел в эти мгновения, — это о том, что не может видеть выражения лица Генриетты. Он только успел об этом подумать, как последовала бурная реакция на его слова.
Генриетта сорвала с лица вуаль и со всей силы запустила ею в Луи.
— Будь ты проклят! — закричала она с ненавистью.
Луи расхохотался. Его смех подействовал на Генриетту, как призыв к действиям. Она схватила тарелку и запустила ею в Луи. Он едва успел уклониться: тарелка разбилась рядом с головой. Генриетта схватила вторую, но услышала грозный голос Луи:
— Только посмейте её бросить! — с явной угрозой предупредил Луи, — или вы забыли преподанный вам урок?
Генриетта с минуту с молчаливой злобой смотрела на стоявшего перед ней усмехающегося графа, а затем подозвала Журдена и в резких выражениях приказала выдворить графа из дворца.
— Сожалею, миледи, — твёрдо ответил Журден, — у меня есть чёткие распоряжения герцога Орлеанского. Монсеньор — гость в этом дворце, и пробудет столько, сколько ему самому заблагорассудится.
— Предатель, — презрительно бросила ему Генриетта, — ты не пробудешь и одной минуты во дворце после приезда моего отца.
Журден молча поклонился.
— Не бери в голову, — Луи похлопал Журдена по плечу, — у меня найдётся для тебя местечко с двойным жалованьем.
Понимая, что она не сможет ничего добиться, Генриетта с высоко поднятой головой прошествовала к выходу.
— Я заставлю тебя убраться из дворца, мерзкий уродливый граф, — она запустила в него тарелку, которую держала в руках, и стремглав выбежала из столовой.
На этот раз Луи не пришлось даже уклоняться. Тарелка разбилась в двух шагах от него.
«Пламя адово, а то я сам об этом не мечтаю», — подумал Луп…
Покинув столь поспешно столовую, Генриетта чуть ли не бегом направилась в сад, время от времени оглядываясь назад. Она была просто уверена, что граф не оставит нападение на себя безнаказанным. Однако, по-видимому она ошиблась, так как добралась до любимой скамейки без помех. Её никто не преследовал. Генриетта сбросила туфли и, подтянув ноги под себя, обхватила пальцы ног руками. Злость постепенно уходила, уступая место напряжённым размышлениям. Как же сделать так, чтобы избавиться от ненавистного графа? Как отомстить за все унижения, которым он её подвергал?
Генриетта отчётливо понимала, что все слуги против неё. Отец против неё. Но хуже всего дело обстояло с самим графом. На этого мерзавца не действовали обычные уловки Генриетты. Более того, они были чреваты неприятными последствиями — она ощущала его пощёчины до сих пор.
— Подлый мерзавец, ничтожество, — пробормотала Генриетта, — поднимать руку на женщину… как он посмел? Ну, ничего…
