В облике многих вод,бегущих на нас, рябя,встающих там на дыбы,мнится свобода отвсего, от самих себя,не говоря — судьбы.Если вообще онасуществует — и спороб этом сильней в глуши —она не одушевлена,так как морской просторшире, чем ширь души.Сворачивая шапито,грустно думать о том,что бывшее, скажем, мной,воздух хватая ртом,превратившись в ничто,не сделается волной.Но ежели вы чуть-чутьмизантроп, лиходей,то вам, подтянув кушак,приятно, подставив ей,этой свободе, грудь,сделать к ней лишний шаг.1994
Ответ на анкету
По возрасту я мог бы быть ужев правительстве. Но мне не по душеа) столбики их цифр, б) их интриги,в) габардиновые их вериги.При демократии, как и в когтях тирана,разжав объятия, встают министры рано,и отвратительней нет ничего спросонок,чем папка пухлая и бантики тесемок.И, в свой черед, невыносим ковер с узоромзамысловатым и с его подзоломиз микрофончиков, с бесцветной пылью смешанных,дающий сильные побеги мыслей бешеных.Но нестерпимее всего филенка с плинтусом,коричневость, прямоугольность с привкусомобразования; рельеф овса, пшеницы ли,и очертания державы типа шницеля.Нет, я не подхожу на пост министра.Мне все надоедает слишком быстро.Еще — я часто забываю имя-отчество.Наверно, отрочество мстит, его одрочество.Когда ж о родине мне мысль приходит в голову,я узнаю ее в лицо, тем паче — голую:лицо у ней — мое, и мне не нравится.Но нет правительства, чтоб с этим чувством справиться,иль я — не член его. Я мог сказать бы проще, ново мне, наверно, что-то так испорчено,что не починишь ни отверткой выборов,ни грубым кодексом, ни просто выпоров.Лишь те заслуживают званья гражданина,кто не рассчитывает абсолютно ни накого — от государства до наркотиков —за исключением самих себя и ходиков,кто с ними взапуски спешит, настырно тикая,чтоб где — естественная вещь, где — дикаясказать не смог бы, даже если поднатужится,портрет начальника, оцепенев от ужаса.1993