Шлюха не помогла. Я все никак не мог выбросить Лилиан Палмер из головы. Мне казалось… что? Что я запал на старую кошелку? Вернись к реальности!
Но отрицай, не отрицай, а ее всезнающая улыбочка возвращалась снова и снова. Лилиан Палмер знала, что она меня завела. И желание взять, изнасиловать ее ломилось обратно, как я его ни гнал.
Я позвонил Бриони, спросил, не хочет ли она со мной пообедать. Она спросила:
— Ты сам готовишь?
— Конечно. Как насчет мяса во фритюре?
— О Митч, я вегетарианка.
Естественно.
— Тогда как насчет чего-нибудь вегетарианского во фритюре?
— Чудесно, Митч. Мне принести вино?
Мне показалось, она сказала «вину». Я продиктовал ей адрес, и она сказала:
— Бедный Митч, это, наверное, ужасная однокомнатная дыра?
— Вроде того.
— Я принесу цветы, чтобы ее украсить.
Такая мысль мне была не по душе, я сказал:
— Надеюсь, ты не станешь их красть?
Молчание.
— Бри?
— Я буду хорошо себя вести, Митч.
— О'кей.
— Фрэнку нравится, когда я хорошо себя веду.
— Да… хорошо… приходи в восемь.
Когда нарисовалось восемь, квартира стала совершенно уютной. Кастрюли на плите, замечательный запах из кухни, стол накрыт. Я открыл бутылку вина, налил в стакан. Вкус был горьковатый, мне понравилось. С выпивкой мне нужно быть осторожней. Мой тюремный срок с нею связан самым непосредственным образом.
Когда я пью виски, меня переклинивает. Я четко помню тот день. Нортон и я накрыли одного перца, который был нам должен три штуки.
Каждому.
Я самозабвенно напивался. Даже Нортон сказал:
— Господи, Митч, ты давай полегче.
Я не дал.
А про вечер того дня я ничего не помню.
Говорят, что я поругался с каким-то парнем. Мы выскочили на улицу.
Нортон за нами.
Он сумел оттащить меня от парня, чтобы я не забил его до смерти, да и то в последний момент.
И я получил три года.
Значит, судьба. Самое интересное, что руки у меня были абсолютно целы.
Даже кожа на костяшках не содрана. Я сказал про это адвокату, который вел мое дело. Он ответил:
— Ты ногами работал.
Да уж.
Мужчины в тюрьме находят самые разные способы, чтобы скоротать ночь.
Это может быть
паленый вискарь
петушок
клей.
Что касается меня, я весь день упражнялся, и к ночи мое тело выдыхалось. Некоторые молились, но потихоньку. Я повторял мантру из книги Брюса Чэтвина «Тропы песен». Вот так.
— И увижу я Храмы Будды на острове Ява. Я буду сидеть с саддху на погребальных полях Бенареса. Я буду курить гашиш в Кабуле и работать в кибуце.
Обычно это срабатывало.
В дверь позвонили. Я открыл — Бри. На ней были черный брючный костюм и розовый свитер. Она протянула мне громадный букет цветов. Я сказал:
— Проходи.
Когда Бри увидела квартиру, она выдохнула:
— Ух ты, это великолепно!
Налил ей немного вина, она пригубила, сказала:
— Вино с транквилизатором?
— Кхм…
— Хочется расслабиться, но чтобы крыша не ехала.
Звучало это многообещающе, но неправдоподобно. Она села, говорит:
— Я к тебе перееду.
— Что?
Она громко засмеялась. У нее был хороший смех, глубокий, с едва уловимой истерической ноткой. Сказала:
— Не бойся Митч, шучу.
— Нормально.
Я пошел посмотреть, как там наша еда. Все вроде было в ажуре.
Бри крикнула:
— Так хорошо пахнет, Митч!
Я сказал:
— Будет готово через десять минут, что скажешь?
— Прекрасно.
Когда я вернулся, она расставляла цветы. Я сел, скрутил папироску. Бри спросила:
— Тебе не кажется, что я изменилась?
— А… нет… Кажется, ты в порядке.
— Я прохожу курс лечения.
— Это же здорово, правда?
Она наклонила голову и сказала:
— Я никогда больше не буду говорить о Фрэнке.
Я хотел сказать: «Слава тебе, Господи», — но сказал просто:
— О'кей.
Она прошлась по квартире, зашла в спальню. Я услышал, как она открыла шкаф. Когда вернулась, сказала:
— Ты точно в полном порядке, Митч.
— Настоящая торжествующая наглость.
— Что?
— Так книга Дерека Рэймонда называется.
— Кого?
— Да не важно.
Она налила себе еще вина, показала на книги:
— Ты все это собираешься прочесть?
— Есть такой план.
Внезапно лицо ее стало печальным. Я сказал:
