Прежде у нас сада не было, только унылый задний двор, как ты помнишь, который агенты по продаже недвижимости именуют испанскими патио.
А тут у нас есть простор. На теннисный корт, увы, не хватит, но тем не менее — простор. Кусты, только Богу известно, какие именно, но Юла, наш новый котенок, от них шарахается — и цветы, по-моему, осенние крокусы, такие лиловатые и растут пучочками. Нина говорит, что предыдущий владелец любил луковичные, и мне следует дождаться весны, прежде чем сажать что-то новое. Но я жажду сделать сад своим, как и дом. Я хочу посадить что-нибудь с названиями, которые приятно произносить, — сердечник, незабудки, розмарин и рута. Может быть, их по виду не отличишь от бурьяна, я же не знаю, но мне нужен сад, полный прелестных названий, которые я могу декламировать, а затем рвать эти цветы, как Утрата в «Зимней сказке», и рассыпать их для моего Флоризеля. Помнишь эту дивную строку: «Как ковер, чтоб возлежать могла любовь, играя»?
Я сентиментальничаю, как глупенькая девочка, правда? Но так я чувствую. Гарри — мой Флоризель, снова-снова, и такой плюшевый, и я его люблю. Как я могла так все напутать? Теперь у нас есть вся зима, чтобы снова свить гнездышко, а потом весна, чтобы праздновать. А я уже думала, что солнце больше не взойдет никогда.
Да, кстати, Нина говорит, что жена предыдущего владельца не выносила Аманду. Видимо, острое соперничество на садовой почве. Ах-махн-дах всегда старается заполучить самое экзотическое, что только можно, ну и вещи, которые ей дарят ее блистательные друзья. Нина клянется, что летом она сидит в саду № 10 и играет на скрипке голышом. Вот только что? Вариации соль де голь? Ломака! Но Гарри я ничего не скажу.
У меня возникла теория о садах — садах перед домом, разумеется. Они духовное белье, души, вывешенные на обозрение всему миру. Разреши, я провожу тебя дальше по улице и покажу, что я имею в виду. № 2, наш сосед, Кевин, шикарный кинорежиссер. Я его успела раскусить: блондинка, которая трясла волосами на Гарри, ему не жена, как я думала, или была «женой» на ту неделю. По-видимому, существует настоящая, но она почти все время живет где-то в деревне с детьми. Верит, что он работает в Лондоне круглые сутки, и приезжает лишь изредка, чтобы не помешать, ему. И еще как помешала бы! Грудастые блондинки кругообращаются с регулярностью доставки молока. Я вижу, как они уходят рано утром в своих джинсах на заказ и сапожках на каблучищах. У них у всех ноги, которым конца нет, как и пристрастию Кевина к ним. (А вот как насчет его члена — его крылатой ракеты, по выражению Нины?) Но сад перед домом… ну, так его вовсе не видно, потому что он обнес его шестифутовой стеной. Сад заведомых секретов.
№ 3 — «Арольд, подрядчик („X“ проглатывается по фонетическим законам Ист-Энда). Жена у него лилипутка, вылитая Минни-Маус на пружинах и отчаянно тщится быть „хорошего тона“. Почти весь сад занимает „мерседес“, но один святой уголок Минни сохраняет в неприкосновенности. Святилище состоит из пластмассовых греческих урн, расставленных почти вплотную к прудику, где фиберглассовые нимфы резвятся вокруг фонтана. Гарри окрестил сад „Версалем“, а фонтан — „Фонтаном Промежностей“.
Наш шотландский доктор в № 4. Тут ничего лишнего. Сад залит асфальтом для его и ее „фордэскортов“. Фанатичные служители Национального здравоохранения, хотя, по словам Нины, зимой женщины в его приемную не ходят, потому что он всегда заставляет их раздеваться до пояса, даже если речь идет о занозе в пятке. Боже ты мой, с Ниной ему есть на что наглядеться.
№ 5 — Роджер, историк с женой алкоголичкой и нимфоманкой и довольно красивым сыном, который по большей части живет не дома, а в университете. В их саду нет ничего, кроме исполинского дерева с охранной табличкой на нем, чем все и выражено с учетом ее склонностей. Но дерево лишает солнечного света № 6, где миссис Кортеней Гаскойн ежедневно паркует свои многочисленные колясочки и развешивает гирлянды подгузников. Она относится к своему долгу плрдоносительницы крайне серьезно — одноразовые памперсы не для нее. (То есть бок о бок живут две пещерницы — как тебе это?).
Затем Билл и Нина. Среди прочего мне в Нине нравится то, как она превратила сад в прямую противоположность дому Билла. Внутри — сплошная хозяйственная супертехника и всякие штучки. Снаружи — полное одичание, словно это заповедничек для каких-то занесенных в Красную книгу бабочек, хотя Нина заверяет меня, что весной это буйство колокольчиков и полевых желтых нарциссов. Я спросила, случаен ли такой контраст. „Нет, — сказала она. — Мне нравится устраивать Биллу встряску“. И она засмеялась. На ней были немыслимо тугие джинсы. Я порадовалась, что Гарри там не было.
Остается всего три. № 8 — самый сумбурный. Луизы, жены портретиста, мистической уродины, которая снабжает меня необходимой литературой и носит навозного цвета юбки-макси, вызывающе домотканые. Ее сад — это место глубоко спиритуалистской значимости. Он содержит два раритета: боярышник (Иосиф Аримафейский?), подпертый кольями, точно старый калека на костылях, и вырезанная из дерева фигура (пол определению не поддается), простирающая руки к небесам; Нина называет ее „Женщина, навешивающая занавески в ванной“, и теперь я способна думать о ней только так.
Я нагоняю на тебя скуку. Рут? Или ты упиваешься этим, как я? № 9 тебя обворожит. Он — Морис, какой-то рекламный магнат, который с ревом уносится рано поутру в своем „ягуаре“, очень красивый, но по-противному. А вот она такое угнетенное создание, какое только можно вообразить. Хотя почти красавица, за покровом вечной унылости. И она непрерывно извиняется, и ты невольно спрашиваешь: за что? И она опять извиняется. За свои извинения. Затем в уголках ее рта возникают морщинки напряжения. О Господи!
Зовут ее Лотти. Думаю, мне придется взять ее в руки. Как-нибудь напою ее и выясню, — что проис-» ходит, или, вернее сказать, не происходит. Во всяком случае с ней. Ну а сад — пусто, пусто, пусто.
Не считая останков трех завядших кочанов. Я прохожу мимо почти каждый день и думаю об этой увядшей жизни и о том, что жизнь эта могла быть моей. На меня накатывается волна грусти, а затем — гнева. Когда слезы проливаются так публично, это отчаяние или самопоздравление? Не дать ли Лотте почитать «Женщину-евнуха»? Так и слышу ее вздох и слова: «Да, конечно, но что я могу? Мне надо думать о детях». Вечное оправдание — дети, верно?
А теперь № 10, экзотическая Аманда со скрипкой и вздымающейся грудью. Я тебе уже писала про Ах-махн-дах. Вряд ли есть нужда описывать тебе ее сад, но тем не менее. Хладнокровно, начиная слева. Только сумею ли я воздать ему должное в духе программ по искусству по ящику. В первую очередь взору является изысканный цветник из камней и разровненной граблями гальки в японском стиле. (Для создания настроения.) Затем волшебный лес из бонсаев каждое деревце извивается в миниатюрной смертной агонии. А если ты благополучно вынесешь это испытание, тебя ждет освежающе вдавленный в землю садик, выложенный плиткой с любезной подачи «Альгамбры», а в нем — круглый прудик с золотыми рыбками. (Ну, как тебе мой литературный дар? И кстати, тут неподалеку гнездятся цапли и, видимо, взимают порядочную дань С этих деликатесов).
Но это еще отнюдь не все. Справа на стройном стволе произрастает большой марлевый мешок, что несколько портит общий художественный эффект.
Я тактично осведомилась у Аманды, что это за оригинальный раритет. Она звенящим голосом объяснила, что это некое цветущее деревце восточного весьма аристократического происхождения, и оно нуждается в защите от климата W4. Но какой от него толк, если его держать в мешке, слегка съязвила я. Ах, нет-нет, заверила она меня: в апреле оно будет освобождено, и, милочка, благоухание разольется бо- жест-вен-ное. «А хулиганы до него не доберутся?» осведомилась я. Тут она продемонстрировала мне особую систему сигнализации, включающую сирены и прожектора, а также напрямую соединенную с ближайшим полицейским участком. Я удивилась: но почему не с Ботаническим садом Кью? Она как будто рассердилась.
Боюсь, я заболталась, так что завершу сию сагу и… черт! Мне надо отправляться за покупками. Панно почти завершено. Билл (архитектор) очень мило его хвалит. И поддразнивает меня, так как я всегда пою, когда держу в руке кисть. Я решила, что он на самом деле очень даже привлекателен. Нина говорит, что в постели он хорош.
Ну, пока довольно. У-у-у-у! Я счастлива.
С любовью. С любовью. С любовью.
Джейнис.
Р.S. Перечитывая, я удивилась себе. Ты замечала, как бойко женщины, которым за тридцать, впадают в вульгарность? В частности, я.
