Дошло, что Кэролайн понимает в нарядах куда больше нас. Причем это заключалось не только в умении отличить хорошую вещь от плохой, но и составить из них сочетание, или ансамбль, да такой, чтоб каждая деталь заиграла, чтоб покупательница вышла из «Прикида» с ощущением, что изменилась к лучшему, чуть ли не заново родилась.
Ободренная первым успехом, Кэролайн уже не знала преград.
– Чудненько! – заявила она, довольно потирая руки. – Просто прелестно! Вот теперь и можем начать по-настоящему. Вам известно, что скоро скачки в Ас коте?
На лице супруги замминистра отразилось смущение. Но Кэролайн уже устремилась к ряду вешалок, выстроившихся вдоль одной из стен. На секунду задумавшись, она выдернула огромную шляпу.
Водрузив ее на голову дамы под должным углом, она отступила на шаг и одобрительно кивнула, явно довольная собой. Глаза у женщины широко раскрылись, словно у Золушки.
Мы с Гейл превратились в безмолвных созерцательниц чуда.
Кэролайн одобрительно хмыкнула и снова кивнула.
– Так! Давайте посмотрим, – сказала она. – Вы ведь наверняка собираетесь и на Уимблдон, на розыгрыш кубка среди женщин?
Дама пыталась что-то сказать, но Кэролайн не стала дожидаться ее ответа. Снова метнулась к вешалкам и выудила оттуда льняной костюм в желто-белую полоску.
– Вот этот подойдет. От Кэролайн Чарлз, как видите… И вот эта шляпка. Полагаю, вы будете сидеть в королевской ложе, поэтому с широкими полями нельзя. Вы же не хотите выколоть глаз герцогине Кентской, верно? И наверняка захотите попасть в телевизионную камеру…
Я покосилась на Гейл и подмигнула ей. Но Гейл не могла ответить тем же – вытаращила глаза и словно завороженная наблюдала за этим представлением.
– А как насчет Глайндборна 30? – осведомилась Кэролайн. – Там вам понадобится вечернее платье. Сейчас поищем. Нет, в этом году длинного не носят. Чуть выше колена.
Вскоре фигура, нагружённая вещами и напоминавшая стоячий почтовый ящик, нерешительно двинулась вниз, в примерочную. Кэролайн с самым беззаботным видом подошла к окну и стала смотреть на улицу, мурлыкая под нос какую-то мелодию.
Но когда дама появилась вновь в изумительном наряде для Уимблдона, она так и просияла:
– О, и еще одно, чуть не забыла! Челтнемский золотой кубок! 31 Так, что тут у нас имеется? Шарфы… Сейчас поглядим.
И она, нагнувшись над корзиной, начала вытягивать из нее один шарф за другим, точь-в-точь как какой-нибудь фокусник на сцене. И дама смотрела на нее, как смотрят на мага и чародея. При этом Кэролайн словно заклинания твердила имена великих кутюрье.
– Гуччи, Диор, Сен-Л оран… Как вам вот этот, а? – спросила она, протягивая ей шарф. – Теперь шляпа…
Посмотрите. О нет, только не эта! Это в прошлом году все носили шляпы с широкими полями… Нет, боюсь, сегодня здесь нет для вас ничего подходящего. Заходите на следующей неделе. Лучше всего днем. Во вторник вам удобно?
На этом наконец представление закончилось. Судя по всему, Кэролайн была крайне довольна собой. Задумчиво расхаживала по залу, пока Гейл выписывала чеки, а дама радостно доставала из сумочки кредитные карты.
– Какая милая женщина, кем бы она там ни была! – заметила Кэролайн, усадив в такси нагруженную покупками жену замминистра. – Вот уж, небось, ее муженек ужаснется! Но уверена, он этого заслуживает, – добавила она и расхохоталась. – Сколько, интересно, мы на ней заработали? Уверена, что немало. – Затем, обернувшись к Гейл, она с самой очаровательной улыбкой заявила: – О, мне так нравится работать здесь! Спасибо вам!
Итак, нас стало трое.
В течение нескольких недель Джоша было не видно и не слышно. В ванной поочередно возникали версии, объясняющие это обстоятельство:
(1) Он решил, что я ему не нравлюсь.
(2) Он слишком уважает меня как замужнюю женщину.
(3) Он хочет, чтобы я сама бегала за ним.
(4) Он слишком занят.
(5) Внезапно неизвестно откуда вернулась его жена.
(6) Его нынешняя любовница грозилась зарезать его. Шесть раз я побывала в ванной, но, похоже, ни одна из моих версий этого испытания не прошла.
(1) Я определенно ему не нравлюсь. Я видела, как он на меня смотрел.
(2) Мужчины, подобные Джошу, плевать хотели, замужем женщина или нет. Даже если речь идет о собственной жене.
(3) Мужчины такого рода предпочитают роль охотника, а не преследуемой добычи.
(4) Развратники типа Джоша всегда найдут время для секса.
(5) Жена, если таковая у него и имелась, наверняка принадлежит к разряду тихих и робких существ. И вряд ли ее наличие может стать препятствием.
(6) Мужчину, который был ранен в Бейруте, вряд ли можно напугать кухонным ножом.
Нет, причина крылась в чем-то другом. А что касается меня, то я никак не могла решить, радуюсь ли его исчезновению или, напротив, огорчаюсь.
И я пришла к выводу, что и то, и другое одновременно. На седьмой день, лежа в ванне, я пыталась избавиться от этих ощущений, но ничего не получалось. И дело не в том, что по моему самолюбию был нанесен удар. Главный удар пришелся по воображению, строившему воздушные замки, а также по восхитительному, щекочущему нервы ощущению игры с огнем. С другой стороны,, чувство облегчения объяснялось тем, что теперь я избавилась от опасности сгореть в этом огне.
Дело кончилось тем, что, выйдя из ванной и одевшись, я сперва стиснула Рейчел в объятиях, а потом нежно обняла Ральфа за плечи в припадке слезливой сентиментальной благодарности.
Рейчел удивилась:
– Что это с тобой, а, мам? Ты в порядке?
Я была далеко не в порядке. Но буквально на следующий день все разъяснилось. Рейчел вышла к завтраку с утренней газетой.
– А кто такие нацисты? – спросила она и бросила «Индепендент» на стол.
Пока Ральф давал ей подробное и взвешенное объяснение, я просмотрела газету. На первой же странице красовалась фотография факельного шествия, процессия проходила через Бранденбургские ворота в Берлине. Демонстранты протестовали против расистского насилия в той части страны, которая прежде называлась Восточной Германией. Было нечто тревожное в этом снимке – решительные лица, свет факелов, жест человека, оказавшегося ближе других к камере. И я тут же поняла, что снимок сделан Джошем.
Я перевернула страницу – так оно и есть. Там были напечатаны еще шесть фотографий, все черно- белые. Бритый парень, весь в татуировках, избивает турецкого эмигранта. Отставные военные в пивной отдают фашистский салют, лица перекошены злобными гримасами. Какие-то люди в пижамах выбегают из объятой пламенем больницы. Затем еще один снимок берлинского марша протеста. На этот раз в объектив попала женщина, похожая на Марлен Дитрих в молодости. В одной руке она, словно фаллос, сжимала древко факела, и в то же время с задорной улыбкой косилась на фотографа. О да, это Джош, тебя не спутать ни с кем! Готова поспорить, ты в тот момент рассмеялся и выкрикнул: «Ich bin ein Berliner» 32 – с тем чтоб привлечь ее внимание.
Нет, наверняка я сегодня опоздаю на работу. Такой уж выдался день. У Ральфа было назначено прослушивание. Он страшно нервничал, ему хотелось поговорить. И дело даже не в том, что прослушивание стало столь уж редким событием в его жизни. Нет, он без конца ходил на них и стал настоящим экспертом по части получения отказа на ту или другую незавидную рольку. Но на сей раз ему вроде бы «светило» да и роль определенно была стоящая. Предполагалось возобновить постановку «Дяди Вани». Правда, по словам агента, средства были отпущены самые мизерные, что заставило меня предположить (какие злобные мысли
