сельских хозяев Великобритании».
И… получил горячее сочувствие от самого президента общества, некоего Пези. Простодушный агрохимик-фабрикант и не подозревал. Елей на его раны лил заклятый враг Либиха.
«Этот Пези, - писал немецкий химик, - принадлежал к бесчисленным во времени и пространстве осколкам армии, противостоявшей учению о минеральном питании растений. Разбитые и уничтоженные моим трудом и экспериментами, они продолжали арьергардные бои. Неудача с удобрениями помогла им объединиться и нанести сильнейший урон новой теории, потерявшей право на существование в кругу влиятельной общины землевладельцев».
Либих сгущал краски. Достопочтенный президент Пези при всем желании не мог бы уничтожить его учение. Демагог и хитрый политикан отличался удивительным невежеством. Склоняя на все лады ненавистного Юстуса, он превозносил своего «подопечного» Лооза. Не подозревая, что одновременно ниспровергает и возводит на пьедестал одну и ту же идею.
Между Либихом и Лоозом не существовало никаких разногласий. Мелкие стычки, учитывая характер химика, не в счет. Они занимались одним и тем же делом, приходили к сходным выводам. Даже неудача с патентованными удобрениями - их общая ошибка. Лооз лучше своего партнера знал свойства плодородного слоя, и переоценил способность последнего разлагать минеральные вещества. Почва представлялась Либиху обыкновенным веществом подобно тем, которые тысячами испытывались в лаборатории. Он и не предполагал истинную крепость химических «запоров», наложенных на питательные ингредиенты, составлявших снадобье.
Понимание не всегда приносит утешение. Уязвленная гордыня великого теоретика и реформатора страдала. «Я усомнился в мудрости Творца, - писал он в одном из писем своему другу и ученику Велеру.- Я возмечтал исправить его творение. И в своей слепоте думал, будто в дивной цепи законов, поддерживающих в вечной свежести органическую жизнь на Земле, не достает звена, и что я – слабый, ничтожный червь – призван восполнить сей недостаток. Недостатка не существовало. Действовал закон, но его суть оказалась недоступна человеческому пониманию. Многое говорило о нем, но факты, возвещающие истину, немы, если их не слышат, когда говор заблуждений покрывает их речи.
Вообразив, будто щелочи надо сделать нерастворимыми, неподвластными водам. Я не знал: почва одарена способностью их задерживать, как скоро раствор приходит с нею в соприкосновение».
Если существуют на свете люди, не опускающие руки в минуты уныния, то Либих из их числа. Стенания и отчаянию он придавался отнюдь не в тиши кабинета, а в лаборатории, не переставая ни на минуту возиться с пробирками и газовыми горелками. И вот, загружая очередную порцию земли в колбу и заливая ее раствором, он обнаружил… новое доселе никому не известное свойство плодородного слоя. Задерживать в себе все элементы, необходимые для питания растений.
«Как частицы железа притягиваются и удерживаются магнитом, так и эти вещества притягиваются и удерживаются почвой. Ни малейшая их частица не пропадает для жизни органической, - восторженно писал он, позабыв о невзгодах. - В этот же закон Творец заключил другой. Согласно ему земля становится громадным очистительным прибором, извлекая из воды все вредные для человека и животных вещества, все продукты гниения и тления».
Неудача обернулась победой. Теория минерального питания совсем не ошибка. Просто ни химики, ни агрономы не подозревали о существовании «очистительных», «магнитных свойств» почвы (сегодня ее называют поглотительной способностью). Только теперь, убавивший спесь Юстус, понял, дав земле плохо растворимую пищу, он парализовал одну из ее главных способностей: восстанавливать свои силы.
Итак, найден «корень зла». Ошибка, допущенная при изготовлении
«чудо - порошка» исправлена. Самое время заняться новым патентованным удобрением. Но Либих, наученный горьким опытом, потерял вкус к рискованным предприятиям. Он снова погружается в теорию, лишь изредка появляясь на опытном участке близ Гиссена. Теперь его занимает «магнитная сила» почвы.
Немецкий химик быстро схватил суть явления. «Механизм очистительного действия прост, - выясняет он. – Некоторые смолы, измельченный уголь и прочие вещества показали ту же способность притягивать частицы в растворах».
Все так. Только не следовало Либиху сравнивать смолы и измельченный уголь с почвами. Спустя полвека выяснили: плодородный слой очень капризное творение, и уж никак не подобен смолам и углю. Его «магнитная сила» заметно меняется от места и времени, от погодных условий, минерального состава и множества других причин. Так, иной раз внесение в него калийной селитры приводило к совершенно неожиданным результатам. Почва начинала избавляться от своих запасов кальция и магния. А ведь и они нужны растениям.
Химия удобрений (или туков) тем и сложна, что они должны воздействовать на самостоятельное, природное тело, живущее по своим законам. Она ничуть не проще фармакологии, химии, предназначенной восстанавливать здоровье человека.
Увлекшись поисками ИСТИНЫ и ПОЛЬЗЫ, Либих полностью доверился лабораторным опытам, и отнесся с полным пренебрежением к наблюдениям за природой. Ему и в голову не приходило изучать почвы в естественном состоянии, а не в виде сухого порошка на дне колбы. Даже открыв «магнитную силу» почвы, он продолжал утверждать, будто все проблемы земледелия решаются точными подсчетами. Он не желал понимать: кроме реактивов, реторт, пробирок, существу и иные способы познания плодородного слоя, например, … беседа с растениями.
ГЛАВА 11. СПОРЫ ВЕЛИКИХ, КУРЬЕЗЫ БЫТИЯ.
«САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ И ГЛУБОКОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ, ВЫПАДАЮЩЕЕ НА ДОЛЮ ЧЕЛОВЕКА, - ОЩУЩЕНИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ, ЛЕЖАЩЕЙ В ОСНОВЕ ИСКУССТВА И НАУКИ. ТОТ, КТО НЕ ИСПЫТАЛ ПОДОБНОГО ЧУВСТВА, КАЖЕТСЯ МНЕ ЕСЛИ НЕ МЕРТВЕЦОМ, ТО, ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, СЛЕПЫМ», - Альберт Эйнштейн.
СПРОСИ РАСТЕНИЕ.
В НАУКЕ скрыта ТАЙНА. И, кто желает проникнуть в нее, идет на риск, пытаясь истолковать символы, с помощью которых окружающий мир общается с нами. Так продолжалось от века. Но прагматичное девятнадцатое столетие посмеялось над «туманными» теориями и подвергло остракизму все, неподвластное числу и мере. Припоминает заявление Либиха: «Что не покоится на основах химии, должно быть отвергнуто разумом».
Столь же недвусмысленно высказывались физики и математики. Они более не нуждались в «гипотезе Бога», но вместе с ней отказывались признавать явления, выходящие за рамки открытых ими законов. Потому-то долго не находилось человека, осмелившегося взглянуть на природу иначе, чем через стекло колб и пробирок, не старавшегося загнать жизнь в «прокрустово ложе» формул.
Кто бы посмел в тот «век истины и разума» утверждать, будто понимает язык растений и постоянно беседует с ними? Лишь шарлатан или храбрец.
Выбор между подобными эпитетами выпал на долю агрохимика Жана Батиста Буссенго. Правда, в 1822 году, получив диплом Высшей горной школы городка Сент-Этьен, он еще и не подозревал о грозящей ему дилемме. А потому сделал неосмотрительный шаг к будущим неприятностям и… известности.
