Беллона

ни о чем не думал. Его клонило в сон.

Лекс клевал носом, уздечку его лошади держала в руке Агриппина. Изредка он поворачивал к ней голову, и тогда Агриппина успокоительно ему улыбалась. Если б не толстый слой бинтов, стягивавших шею, Бланк смотрел бы на Агриппину гораздо чаще. Это было утешительно.

Вдруг — неподалеку от станции Дуванкой, где когда-то, тысячу лет назад, Лекс выслушал рассказ нелюбимого мужа и сбил спесь с хама, — Иноземцова вскрикнула.

Он сразу очнулся, встревоженно заозирался, но понял, что возглас был не испуганный, а радостный.

Иноземцова встретила знакомых.

В двуколке, что двигалась с востока на запад, в сторону Севастополя, сидели двое: хорошенькая, совсем молоденькая барышня в наряде милосердной сестры и худой, бледный юноша в матроске и бескозырной фуражке с черно-оранжевой ленточкой. Видно было, что они тоже очень обрадованы нежданной встречей.

Лекс стал прислушиваться к оживленному разговору, но понять что-либо было трудно — все перебивали друг друга.

Барышня — ее звали Дианой — рассказывала, как долго и мучительно выздоравливал ее спутник. Кажется, он был тяжело контужен еще в самом начале осады. Агриппина про всё это, очевидно, знала: что матрос много недель лежал без сознания, что потом заново учился ходить и говорить. Однако увидеть своих друзей на пути в Севастополь она никак не ожидала.

— Я же писала вам про сюрприз! — с улыбкой сказала золотоволосая Диана. — Гера вернется на свой бастион, а я поступлю в госпиталь. Если б вы знали, сколькому я научилась! Профессор Гюббенет назвал меня самой лучшей сиделкой Российской империи!

— Погоди, погоди… — Иноземцова с испугом перевела взгляд с девушки на юношу. — Гера, ты же писал, что тебе обещано место в штурманской школе. Ты ведь так об этом мечтал!

Матрос кивнул:

— Ага. Обязательно выучусь. Довоюем вот только.

Агриппина беспомощно оглянулась на Лекса. Он нахмурился.

Диана следила за ними обоими с огромным любопытством, ее улыбка сделалась еще шире.

— Не пойму, чем сраженье на Черной кончилось. — Матрос говорил ломающимся баском. — Раненых спрашиваю — разное говорят. Вас, сударь, не там ранило?

— Там, — мрачно ответил Лекс.

Гера уважительно посмотрел на бинт.

— А чья все-таки взяла, ихняя или наша?

— Наша. — Бланк моргнул. — То есть… — Он взял себя в руки, сосредоточился. Взгляд Агриппины молил о помощи. — Вам не нужно туда ехать. Город со дня на день падет. Завтра начнется большая бомбардировка, потом будет штурм. Очень скоро. И тогда конец. Поворачивайте назад.

— Слушайте, что говорит Александр Денисович! — подхватила Иноземцова. — Он знает! Вы уже никому и ничему там не поможете! Умоляю вас, возвращайтесь!

Диана шумно вздохнула.

— Уж я ль его не упрашивала? Ведь сколько вытерпел, да и я с ним! Еле с того света вытащила! Не слушает. Что ж, видно, так надо.

Тогда Агриппина наклонилась к парню.

— Гера, поверь мне: всё это (она показала туда, откуда доносился глухой звук канонады) неважное! Важно — только то, что здесь. — Теперь она показала на свое сердце. — У вас любовь, а там смерть. Смерть — и больше ничего! О себе не думаешь — о Диане подумай!

Юноша застенчиво потупился, как бы конфузясь спорить.

— Так оно, конечно, так. Умирать кому ж охота? Но как иначе, Агриппина Львовна? Вы и сами б не уехали, кабы не раненого сопровождать. — Он убежденно сказал. — Надо ехать. Все наши там. И она, стерва несытая, зовет.

Все оглянулись — гул пушечных выстрелов стал громче. Должно быть, ветер подул со стороны Севастополя.

— Кто зовет? — не понял Лекс.

— Да Беллона, будь она неладна. Военная богиня. — Матрос тронул спутницу за локоть. — Поехали, Диан, а? Завечеряло уже. Пока доедем. Мне еще начальство искать. Докладываться, на довольствие вставать.

Он широко улыбнулся Иноземцовой и Бланку.

— Счастливого вам благополучия, Агриппина Львовна. А вам, сударь, беспременного выздоровления. Н-но, милая!

И двуколка тронулась дальше по дороге — туда, где рокотала канонада.

,

Примечания

1

Заботьтесь о себе, для ваших детей (фр.).

2

Человек большой хитрости (англ.).

3

Человек большого ума (фр.).

4

Но послушайте (фр.).

5

«Рад, что с тобой все в порядке. Браво за блестящие результаты. Жаль, что вся слава достанется лягушатникам. Пускай. Что до выманивания Горчакова, работаю над этим, но трудно. Штурм невозможен ранее 3 или 4 недель. Постарайся замедлить работы на Малаховом. И не увлекайся борщом». (англ.).