дверью, например. Оно прекрасно, спору нет, так почему же не сделать полукруглые окна вдоль всего фасада? А столовая с двойным светом и тем не менее темная до крайности! Снимите всю эту допотопную резьбу и сделайте потолок голубым с золотыми звездами. А эти открытые колоннады! Разве они не потеря места? Закройте их фиолетовыми стеклами, сделайте одну курильной залой, а другую биллиардной. Вот что я называю вносить новейшие усовершенствования в неумелость Елизаветинской эпохи.
— Я предпочитаю недостатки Елизаветинской эпохи современным улучшениям, полковник, — отвечал сэр Френсис, улыбаясь. — Я не имею никакого желания изменить характер моего дома.
— Предрассудок, государь мой, английский предрассудок, Чистокровный англичанин вытерпит какие угодно неудобства, но не преступит ни одного из правил, установленных тупоумными архитекторами. Характер! Какой характер у моего дома? Однако, всякий согласится, что он удобен.
— Он восхитителен, — сказал сэр Френсис, бросив украдкой взгляд на Жоржину.
— И все признают его удобным, а посмотрели бы вы, с какой оппозицией я боролся, когда строил его. «Для чего вы помещаете кухню среди дома», — спрашивает один. «Вы будете слышать запах вашего обеда?» — «Тем лучше, — отвечал я этому болвану. — Я люблю слышать запах моего обеда и мысленно готовиться к нему». «Невозможно иметь одну спальню в одном этаже, а другую в другом», — объявляет мне другой идиот. «Неужели?» — говорю я. «А я покажу вам, что это возможно». «Как можно делать одну сторону дома выше другой? — говорит мне глава идиотов, главный архитектор. — Ваши трубы будут дымить». — «Так пусть дымят», — отвечал я, и они действительно дымят при восточном ветре, но я запасся двумя железными печами и сделал по-своему.
После этого посещения начался деятельный обмен любезностями между Клеведоном и Бунгалло. Сэр Френсис устраивал верховые прогулки, к которым охотно присоединялись полковник и его дочь. Они посещали какое-нибудь живописное место в окрестностях, а на закате солнца возвращались к позднему обеду в Клеведон или Бунгалло, Две девушки, Сибилла и Жоржина, были неизменными друзьями. Английская сельская жизнь была новостью для Сибиллы. Ей хотелось быть полезной бедным в окрестностях Клеведона, и Жоржина, которая со своими собаками была любимой посетительницей во многих скромных хижинах Вельса и обладала необыкновенной способностью сходиться с простым народом, учила ее делать добро и давала ей много полезных советов.
Начав протестом против увлечения брата, Сибилла кончила тем, что стала почти боготворить девушку, которая ему нравилась. Никакая оппозиция не разжигала страсти сэра Френсиса и мало-помало он понял, что его последняя любовь есть нечто серьезное. Вначале он сомневался в себе, припоминая свои прошлые увлечения, и как ему часто казалось, что он полюбил безвозвратно. Но нет, теперь было совсем другое. Он увлекался многими хорошенькими женщинами, но ни одна из них никогда не овладевала так его умом, сердцем и душою, как Жоржина Давенант. Красивая наружность, гордая, великодушная натура, бессознательно проявлявшаяся в мелочах, чего еще мог он желать от своей будущей жены. Его радовала возрастающая привязанность Сибиллы и Жоржины. Он очень любил свою единственную сестру, и ему было бы больно, если б его жена ослабила их взаимную братскую привязанность и омрачила домашний кров для его сестры.
Он начал смотреть на свои прошлые увлечения, как на счастливые избавления от погибели. Что, если б он женился на одной из этих поверженных кумиров и приехал в Клеведон, узнал Жоржину Давенант. «Встреча с ней была бы роковой для меня при каких бы то ни было обстоятельствах», — сказал он себе. «Боже, как ужасно было бы узнать это светлое существо слишком поздно!»
Для человека вполне свободного и обеспеченного процесс сватовства не представляет особых затруднений. Сэр Френсис не имел никакой причины колебаться и медлить. После двух недель его знакомства с мисс Давенант внимательный наблюдатель мог бы заметить, что они оба нравятся друг другу. Сибилла из дружеских разговоров со своей подругой успела узнать, что она ни с кем не помолвлена.
— Как я рада, друг мой! — воскликнула Сибилла.
— Почему? — спросила мисс Давенант, слегка покраснев.
— Я сама не могу определить почему, но я рада. Помолвленная девушка только и думает что о своем женихе и о том, как она будет жить, когда выйдет замуж. Она не способна быть другом, а я так люблю вас, милая, что не хочу уступить вас кому-нибудь другому.
Мисс Клеведон, не имевшая возможности научиться верховой езде во время своей жизни в монастыре и за границей, начала учиться у Жоржины Давенант, которая в этом искусстве достигла верха совершенства. Под ее руководствам Сибилла скоро научилась управлять парой довольно горячих вороных пони, не чувствуя более смертного ужаса и полной беспомощности в ожидании какого-нибудь сюрприза со стороны непослушной лошади. Две девушки были очень счастливы вместе, и их светлые молодые лица с радостью приветствовались в хорошеньких коттеджах окрестностей Клеведона, части Кента, в которой поселяне живут с некоторою роскошью в архитектуре, в чистеньких готических коттеджах с маленькими цветниками и фруктовыми садами, выходящими на чисто содержимые большие дороги.
В таком положении были дела, когда в одно светлое октябрьское утро, в конце месяца, после десяти недель знакомства, сэр Френсис, коротая утро верховою прогулкой, случайно встретила мисс Давенант на ее сером арабском
Когда сэр Френсис подъехал к своей возлюбленной, грум догадался отстать, и влюбленная чета, сияя молодостью и счастием, отправилась вдвоем по дороге через сосновый лес.
То была старая, старая история, повторенная в самых откровенных и мужественных словах, когда- либо продиктованных любящим сердцем. Они выехали из соснового леса связанными друг с другом на жизнь и на смерть.
Глава XXIV. БРАЧНЫЙ КОНТРАКТ ЖОРЖИНЫ
Полковник был очень доволен. Он замечал с самого начала, к чему клонится дело, но не вмешивался и не старался ускорить развязку и оказался таким образом искуснейшим из сватов. Он жил своею собственною жизнью, уничтожая табак в своем атриуме, разговаривая с своею кухаркой, проектируя различные изменения в Бунгалло, обучая
Когда дошло дело до торжественного вопроса, приводящего в ужас адвокатов без дел, но нисколько не страшного для человека с хорошим именем и семью тысячами годового дохода, полковник отвечал с милою откровенностью:
— Милый друг мой, так как рано или поздно мне придется расстаться с моею девочкой, — и не скажу чтоб это было большою неприятностью для человека в моем положении, — я предпочитаю отдать ее вам, чем кому-нибудь другому. Во-первых, потому… потому что вы славный малый, и я… я уважаю вас, во- вторых, потому, что выйдя за вас, дочь моя будет жить близко от меня. Это не то что выйти за одного из тех господ, которые, делая ей предложение, хладнокровно уведомляли меня, что так как полк их по всей вероятности в начале весны будет отправлен в Японию, или в Кохинхину, или в Тимбукту, то им желательно было бы поспешить со свадьбой, если я дам согласие. Я не давал согласия. Жоржи тоже, к счастью для меня, потому что стоило ей заплакать, чтоб я исполнил ее желание.
В этих и во многих других словах, между тем как фараонова мышь прогуливалась по его дородной груди и плечам, высказал полковник свое согласие на предложение сэра Френсиса. Потом зашла речь о брачном контракте. Сэр Френсис выразил намерение передать большую часть своего состояния невесте; полковник протестовал против такой безрассудной щедрости.
— Мы сделаем то, что следует сделать, друг мой, — сказал он. — Я сам не деловой человек, но мы обратимся к какому-нибудь добросовестному юристу, и он научит. нас что сделать. Я никогда не был лежачим камнем, но и катаясь по свету, понемногу оброс мохом. Я могу дать дочери несколько тысяч фунтов, а после моей смерти она получит Бунгалло. Я надеюсь, что если она и не будет иметь возможности жить в нем, он будет ей дорог как создание ее отца. Дочь моя будет наблюдать, чтоб эта кровля не ветшала и фонтан пускался ежедневно.
