дальше.
В дверь снова постучали.
– Войдите, – сказала миледи.
Дверь отворилась.
Миледи прищурила глаза.
На пороге стояла Фиби Маркс.
– Извините, миледи, что вошла без спросу, – сказала та, – но я подумала, что уж мне-то можно…
– Да-да, конечно, – перебила миледи. – Проходи, Фиби. Сними шляпу и садись поближе к огню: ты вся продрогла.
Леди Одли указала на скамеечку, на которой только что сидела сама, и бывшая горничная, как в прежние добрые времена, села у ног своей бывшей госпожи.
– Садись, Фиби, – повторила леди Одли. – Садись и давай поговорим. Ты не представляешь, как я рада, что ты пришла. Сегодня мне было одиноко, как никогда.
– Надеюсь, сэру Майклу стало лучше? – спросила Фиби.
– Да, Фиби, значительно лучше. Он уснул. Пожалуйста, закрой вон те створки.
Она кивнула в сторону дверей, которые оставила открытыми, чтобы услышать сэра Майкла, если тот ее позовет.
Фиби сделала то, что попросила миледи, и вернулась на место.
– Я очень несчастна, Фиби, – сказала миледи. – Очень. Меня преследует человек, которому я не причинила никакого зла. Он преследует меня, и я не чувствую себя в безопасности ни днем ни ночью.
– Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, миледи, – тихо промолвила Фиби Маркс.
– Увы, – с горечью отозвалась миледи, – мои секреты известны всем и каждому. И ты, конечно, тоже знаешь все.
– Этот человек – джентльмен, не так ли?
– Да.
– Джентльмен, который два месяца назад явился к нам на постоялый двор, и я предупредила вас…
– Да-да, тот самый.
– Я так и думала. Нынче вечером этот джентльмен снова остановился у нас, миледи.
Леди Одли вскочила, как ужаленная, но тут же с усталым вздохом села на место.
Что делать? Что делать?
Неужели он так и будет гнать ее перед собой, как несчастную лису, и не успокоится, пока не затравит до смерти?
– Так он у вас? Понятно: он решил выведать мою тайну у твоего мужа! Глупая! – гневно воскликнула миледи, обращаясь к Фиби. – Зачем ты оставила их наедине? Погубить меня хочешь?
– Нет, миледи, нет! Господь с вами! Я бы ни за что не ушла оттуда по своей воле, но… Меня сюда прислали.
– Кто прислал?
– Люк, миледи… Куда было деваться? Он просто бешеным делается, когда я ему перечу.
– Зачем он тебя прислал?
Не выдержав гневного взгляда миледи, Фиби опустила глаза.
– Поверьте, миледи, – сказала она, с трудом подбирая слова, – я не хотела идти сюда. Я пыталась объяснить Люку, как дурно мы поступаем, досаждая вам своими просьбами, просим деньги на то, на другое, на третье, и так постоянно, не оставляя вас в покое ни на месяц, но… но… Люк заорал на меня так, что…
– Да-да, я понимаю. Итак, зачем ты пришла сегодня?
– Видите ли… Люк редко бывает трезв. Он пьет с фермерами, пьет больше, чем они. Он вообще ни в чем не знает меры. Если бы не я, мы бы уже давно пошли по миру. Я делаю все, что могу, но, чувствую, разорения нам не миновать. Помните, вы давали мне деньги, чтобы заплатить пивовару?
– Еще бы не помнить, – язвительно усмехнулась миледи. – Это были те деньги, которыми я хотела расплатиться по собственным счетам.
– Знаю, миледи, все знаю; вы представить себе не можете, скольких усилий стоило мне подчиниться мужу, и идти и снова просить, и это после всего, что вы для нас сделали. Но это еще не самое худшее: Люк, посылая меня сюда, умолчал о том, что рождественская рента по-прежнему не выплачена; но я знаю, миледи, она не выплачена, и сегодня к нам должен нагрянуть судебный исполнитель, а завтра наше заведение пойдет с молотка, если…
– Если я не оплачу ренту! – с нетерпением воскликнула леди Одли. – Нечего ходить вокруг да около, и так все понятно.
– Ах, миледи, – захныкала Фиби Маркс, – заверяю снова и снова: я бы не посмела лишний раз ступить на ваш порог, но муж, заставил меня прийти.
– Ну да, он заставил тебя прийти; он заставляет тебя всегда, когда этого хочет, всегда, когда ему нужны деньги для удовлетворения своих низменных пороков. Вы будете сидеть на моей шее, пока я жива и пока у меня есть что отдать. Когда же мой кошелек опустеет, а кредит иссякнет, твой муж продаст меня тому, кто предложит наибольшую цену. А знаешь ли ты, Фиби Маркс, что из-за вас моя шкатулка с драгоценностями уже наполовину пуста? Знаешь ли ты, что деньги, которые муж дал мне на булавки, я растратила за полгода, растратила именно из-за вас? Ну как, как вас умилостивить? Продать бюро Марии-Антуанетты? Продать фарфор мадам де Помпадур? Распродать диваны и кресла? Что, что прикажешь делать?
– Ах, миледи, миледи, – жалобно запричитала Фиби, – не будьте так жестоки: вы же знаете, что я перед вами ни в чем не виновата!
– Я не знаю ничего, кроме того, что я – самая несчастная женщина на земле. Да замолчи ты! Дай собраться с мыслями…
Миледи обхватила голову руками.
– Роберт Одли сейчас в компании твоего мужа, – медленно промолвила она, обращаясь не столько к Фиби, сколько к себе самой. – Сейчас они вместе, там же судебные исполнители, твой скотина муж пьян до безобразия, а с пьяных глаз он упрям и буен сверх всякой меры. Если я откажусь дать денег, он станет раз в десять злее. Уговорить его – дело безнадежное. Значит, я долясна погасить ваш долг.
– Тогда уж не откажите, миледи, внушите Люку, что он получает деньги в последний раз.
– Это еще зачем? – спросила леди Одли, с недоумением взглянув на Фиби.
– Я хочу, чтобы мы переехали куда-нибудь в другое место,
– Но зачем, зачем?
– Много причин, миледи, но главная в том, что Люк не способен содержать постоялый двор и пивную. Когда я выходила за него замуж, я этого не знала, иначе бы настояла на том, чтобы он нашел себе другое занятие – стал фермером, к примеру. Уедем в другое место, может, там он образумится, а пока что… Солнце на закат – Люк за бутылку; вечером его редко застанешь трезвым. А спьяну он дуреет так, что не соображает, что делает. Два-три раза мы с ним были на волосок от гибели.
– На волосок от гибели? То есть?
– А то и есть, миледи, что из-за его беспечности мы чуть было не сгорели заживо прямо в постелях!
– Чуть не сгорели заживо? Как же это получилось? – безразлично спросила миледи потому, что была эгоистичной по природе, и потому, что в эту минуту ее слишком занимали собственные неурядицы, чтобы всерьез озаботиться бедами, которые пришлось пережить ее бывшей горничной.
– Вы ведь знаете, в каком месте мы живем и что представляет собой наш постоялый двор. Постройки – сплошное дерево, все старые, подпорки на честном слове, стропила сгнили… Да что там говорить! Челмсфордская страховая компания не хочет иметь с нами дело: они говорят, что в ветреную ночь наше хозяйство может сгореть дотла от одной-единственной искры. Люк об этом знает, помещик уже не раз предупреждал его. Он, помещик то есть, живет рядом с нами и все приглядывает, как бы чего не вышло, но неделю назад Люк оставил свечу рядом с одной из пристроек, крыша уже было занялась, и если бы не я… За полгода это уже третий случай, и стоит ли удивляться, миледи, что я вечно дрожу от страха?
Миледи слушала Фиби молча, не перебивая и почти не понимая, о чем та говорит, и, когда Фиби закончила, прошло несколько минут, прежде чем леди Одли, наконец, осознала, что так волнует ее бывшую
