— Эллерт, ты учился в Неварсине, — уже тише, но с прежней настойчивостью продолжал Алдаран. — Ты знаешь нашу историю и законы. Скажи мне, родич, разве не существует способа удержать Скатфелла от захвата моего поместья, прежде чем мои кости упокоятся на кладбище?
— Мой лорд, я не представляю себе, как они могут принудить вас усыновить сына вашего брата. Но я также не знаю, каким образом вы можете помешать сыновьям лорда Скатфелла унаследовать Алдаран после вашей кончины; в законах весьма туманно говорится о детях женского пола.
«А если бы и не так, то какая разница? — почти в отчаянии подумал он. — Разве Дорилис может стать настоящей правительницей?»
— Когда право наследования переходит к женщине, это обычно происходит в тех случаях, если все, кто имеет отношение к наследству, считают, что ее муж будет подходящим верховным лордом, — добавил Эллерт. — Никто не посмеет отрицать ваше право оставить Алдаран мужу Дорилис.
— И все же, — пробормотал Алдаран, разглаживая смятую бумагу узловатыми пальцами. — Смотрите: печати Сторна, Сэйн-Скарпа и даже лорда Дерриела! Все поналяпали сюда свои печати, словно для того, чтобы придать весомость этому… этому ультиматуму! Неудивительно, что лорд Сторн не ответил мне, когда я предложил заключить брак между Дорилис и его сыном. Они боятся связаться со мной, чтобы не отколоться от остальных. Сейчас я готов предложить руку Дорилис одному из Риденоу.
Помолчав, он провел ладонью по высокому лбу.
— Я поклялся сжечь замок Алдаран, если он подпадет под власть моего брата. Помоги мне найти выход, Эллерт!
Первой мыслью Эллерта — потом он был рад, что упрятал ее поглубже, чтобы лорд Алдаран не смог прочесть ее, — было: «Дамон-Рафаэль совсем недавно овдовел». Но сама эта мысль наполнила разум яркими образами грядущих ужасов и несчастий. Юноша сосредоточенно нахмурился, стараясь не выдать волнения. Ему вспомнилось предсказание брата, послужившее причиной его поездки: «Я опасаюсь, что настанет день, когда весь наш мир от Делерета до Хеллеров склонится перед мощью Алдарана».
— Тысячу раз жаль, что ты уже женат, родич, — заметил
— Отец, — умоляюще произнес Донел. — Не надо ссориться из-за меня с родственниками. Зачем губить жизни и землю в бесполезной войне? Когда ты уйдешь к предкам — да будет этот день далек! — разве будет иметь значение, кому достанется Алдаран?
— Это имеет значение, — отрезал старик. Его лицо напоминало каменную маску. — Эллерт, неужели в законе не существует ни единой лазейки, чтобы я мог бы ввести Донела в права наследования?
Эллерт глубоко задумался, прежде чем ответить:
— Думаю, нет. Но эти законы кровного родства вовсе не так сильны, как кажется. Не более семи-восьми поколений назад вы, ваши братья и все ваши жены жили бы вместе, и старший среди вас или вождь выбирал бы на роль наследника того, кто показался бы ему наиболее способным и достойным, — не старшего сына, но лучшего среди лучших. Право первородства вместе с обязательным установлением отцовства утвердилось в горах в силу обычая, а не закона. Однако, мой лорд, если вы попросту объявите Донела своим наследником, разразится война. Все старшие сыновья поймут, что их положение под угрозой, и младшие братья станут главными их врагами.
— Насколько было бы проще, если бы Донел был сиротой или беспризорником, а не сыном моей любимой Алисианы! — с невыразимой горечью произнес лорд Алдаран. — Тогда бы я обручил его с Дорилис и был бы спокоен, зная, что моя дочь и поместье находятся в руках человека, который сможет распорядиться ими наилучшим образом.
— Тем не менее это возможно, мой лорд, — возразил Эллерт. — Такая процедура называется юридической фикцией — как в том случае, когда леди Брюна Лейнье, сестра наследника, убитого в сражении, взяла беременную вдову брата под свою протекцию, прибегнув к праву свободного брака, чтобы женщину не могли принудить к замужеству, отняв тем самым все права у ее ребенка. Говорят, что она командовала и войском вместо погибшего брата.
Алдаран рассмеялся:
— Я считал эту историю выдумкой.
— Нет, — ответил Эллерт. — Это произошло на самом деле. Женщины жили вместе в течение двадцати лет, пока мальчик не достиг совершеннолетия и не смог заявить о своих правах. Возможно, это выглядит нелепо, но закон этого не запрещает. Во всяком случае, такой брак имеет юридический статус: единоутробные брат и сестра могут жениться по обоюдному согласию. Рената сказала мне, что Дорилис лучше всего вообще не иметь детей, а Донел может завести сына-
Эллерт думал о Ренате, но Микел Алдаран внезапно поднял голову быстрым, решительным движением.
— Вот ответ, Донел! Эллерт ошибся, повторяя слова Ренаты: Дорилис не может родить
Донел в несказанном ужасе уставился на приемного отца.
— Вы не можете говорить серьезно, сир!
— Почему же нет?
— Но Дорилис моя сестра… и она лишь маленькая девочка.
— Единоутробная сестра, — поправил Алдаран. — И не такая уж маленькая, как тебе кажется. Маргали сказала, что она станет девушкой уже нынешней зимой. Совсем немного времени остается до того, как мы объявим о рождении истинного наследника Алдаранов!
Донел был потрясен, Эллерт знал, что он думает о Ренате, но Микел Алдаранский слишком увлекся открывшейся перед ним перспективой, и его
Донел сел, так и не сказав ни слова. Образ лорда Алдарана, сраженного собственным гневом, начал блекнуть и исчезать. Эллерт почувствовал облегчение, к которому, однако, примешивалось беспокойство.
«Я не Наблюдающий, но если он стоит на пороге смерти, то мы должны сказать об этом Ренате. Его нужно обследовать».
— Полно, полно, — мягко произнес лорд Алдаран. — Твои предрассудки просто смешны, сынок. Ты уже много лет знаешь, что Дорилис должна выйти замуж, когда вырастет, и обвенчаться до своего совершеннолетия. Так разве не легче для нее выйти замуж за человека, которого она знает с малых лет и любит всем сердцем? Разве ты не будешь обходиться с ней ласковее, чем кто-либо другой? Ты должен жениться на Дорилис, а она родит тебе сына… По крайней мере, сейчас я не вижу иного выхода, — добавил он, немного нахмурившись.
Эллерт, тоже потрясенный услышанным, подумал, что будь лорд Алдаран помоложе, он мог бы всерьез рассматривать возможность самому жениться на Дорилис и родить наследника.
— А что касается этой бумажки, —
— Нет, — прошептал Донел. — Отец, умоляю тебя!
— Ни слова больше, сын мой. Я принял решение.