Конн сказал:
— Не уходи, Лилла. Мы еще потанцуем.
— Ничего подобного, у тебя есть дела, молодой господин, — просто произнес Маркос, но с такой твердостью, что Конн не решился перечить. Он угрюмо поплелся за Маркосом прочь из амбара и, когда они вышли на улицу, спросил:
— К чему все это?
— Посмотри — небо темное, и перед рассветом будет дождь, — произнес Маркос.
— И только ради этого ты нам помешал? Здесь ты перегибаешь палку, приемный отец.
— Думаю — нет. Что может быть важнее для землевладельца, чем погода? — сказал Маркос. — А кроме того — моя забота быть уверенным, что ты помнишь, кто ты, мастер Конн. Ты ведь не будешь отрицать, что через четверть часа овладел бы этой девчонкой на сеновале?
— А если и так, какое твое дело? Я не кастрат, поэтому если ты думаешь…
— Я хочу, чтобы ты обходился подобающе с теми, кого берешь, — сказал Маркос. — Нет ничего плохого в том, чтобы с кем-то потанцевать, но что касается большего… помни, ты Хамерфел, ты не можешь жениться на этой девушке или хотя бы признать ее ребенка, если она забеременеет.
— Я что, должен всю жизнь прожить без женщин только потому, что у моей семьи такая несчастная судьба? — спросил Конн.
— Нет, сынок. Как только Хамерфел вновь станет твоим, можешь волочиться за любыми принцессами во всей Сотне Царств, — ответил Маркос, — но не позволяй какой-нибудь деревенской девке поймать тебя в свои сети сейчас. Ты можешь найти себе пару получше, чем дочь пастуха, а девушка заслуживает с твоей стороны более приличного отношения, — добавил он. — Я ничего, кроме хорошего, никогда о Лилле не слышал. Твоя семья всегда честно относилась к женщинам. Твой отец, да сберегут боги его память, всегда был душой своего владения. Ты же не хочешь, чтобы о тебе говорили, как о молодом распутнике, который только и может, что путаться с женщинами по темным углам.
Конн повесил голову, понимая, что сказанное Маркосом — правда, но он все еще злился, что ему помешали. На душе у него скребли кошки.
— Ты говоришь прямо как христофоро[13], — сердито произнес он.
Маркос лишь пожал плечами.
— Ты мог сделать только хуже. Если следовать их вере, то, по крайней мере, никогда ни о чем не будешь сожалеть.
— Но и радоваться тоже, — пробормотал Конн. — Ты опозорил меня, Маркос, вытащив с танцев словно непослушного мальчишку, которому пора домой — спать.
— Нет, — ответил Маркос. — Хочешь верь, хочешь нет, мальчик, но, наоборот, я хранил тебя от бесчестия. Посмотри туда… — Он показал на пляшущих фермеров. Конн проследил взглядом за Лиллой, не преминувшей принять участие в танце. — Думай головой, сынок, — по-доброму пожурил его Маркос. — Любая мать в деревне знает, кто ты. А тебе не приходит в голову, что каждая из них была бы рада заполучить тебя в зятья, воспользовавшись дочерью как приманкой?
— Как скверно ты думаешь о женщинах! — с отвращением воскликнул Конн. — Неужели ты действительно считаешь их такими корыстными? Ты никогда мне раньше этого не говорил…
— Да где уж нам, — произнес Маркос утрированным деревенским говорком. — До той ночи все считали тебя моим сыном. Теперь они знают, кто ты такой на самом деле — герцог Хамерфел…
— И с этим титулом да сиклем серебром в кармане я могу позволить себе купить кружку сидра, — сказал Конн. — Пока что мне от этого мало пользы…
— Дождись своего времени, юноша, когда-то в Хамерфеле была целая армия, и далеко не все ее воины перековали мечи на орала, — сказал Маркос. — Когда настанет время, они все соберутся вновь, и произойдет это довольно скоро. Только имей терпение.
Они не спеша брели по деревенской улице, пока не подошли к маленькому домику, где проживали. Подошел старик хозяин — согбенный однорукий ветеран, проведший на службе большую часть жизни, — и принял у Маркоса с Конном плащи.
— Ужинать будете, господа?
— Нет, Руфус. Мы поели на празднике, — ответил Маркос. — Иди спать, дружище. Сегодня вечером ничего делать не надо.
— Тоже мне, чего придумали, — проворчал старый Руфус. — В прежнее время мы всегда следили за дорогой, на случай, если Сторн решит захватить хамерфелский урожай, а теперь в горах лишь зайцы по кустам возятся.
— Ладно-ладно, — сказал Маркос и, подойдя к ведру с водой, зачерпнул ковшом попить. — К рассвету, я думаю, будет дождь, хорошо бы не сильный, пока зерно не засыпали в хранилища.
Он нагнулся, чтобы расстегнуть ботинки, и произнес, не глядя на приемного сына:
— Извини, что так резко одернул тебя, но мне кажется, что настало время кое-что сделать. Мне бы следовало поговорить с тобой раньше. Но пока ты был пацаном, это было не к спеху. Хотя, если честно…
— Я понял, — грубо перебил его Конн. — Это не имеет значения. Хорошо, что мы вовремя добрались до дома…
И в этот самый момент снаружи рванул ветер, разверзлись небеса и дождь полил, заглушая все остальные звуки.
— Эх, бедные девки — подмокнут их праздничные наряды, — сказал Маркос, но Конн его не слушал. Каменные стены хижины исчезли, и в глаза ему ударил яркий свет. Скамья перед ним превратилась в обитое парчой кресло, на котором сидел маленький седой человек, изысканно одетый, с пронзительными серыми глазами. Он пристально смотрел на него, вопрошая:
— Если бы я помог тебе восстановить, возродить Хамерфел, согласился бы ты принести вассальную клятву Хастурам?
— Конн!
Маркос тряс его за руку.
— Где ты был? Знаю, что далеко, — опять со своей девушкой из снов?
Конн заморгал от внезапного перехода от ослепительного света в полумрак хижины, в которой тускло светил очаг да одинокая лампа.
— На этот раз нет, — сказал он, — хотя точно знаю, что она была где-то рядом. Нет, Маркос, я говорил с королем… — он замешкался, вспоминая имя, — …королем Айданом в Тендаре, и он обещал мне оружие и людей для восстановления Хамерфела…
— Милосердная Аварра, — пробормотал старик, — что за сны тебя…
— Это не сон, приемный отец. Это не могло быть сном. Я видел его так же ясно, как вижу тебя, — только света там было больше — и слышал его голос. О Маркос, знать бы мне наверняка, что мой ларан может предсказывать будущее! Потому что если это так, то мне немедленно следует отправляться в Тендару и искать встречи с королем Айданом.
— Про это ничего не могу сказать, — ответил Маркос. — Я не знаю, какого типа ларан был в роду твоей матери, — вполне может быть, что и такой.
Маркос пристально посмотрел на Конна, озадаченный внезапной переменой сюжета «сна». Впервые за много лет его сознание пронзила мысль:
«Возможно ли, чтобы каким-то чудом герцогиня Хамерфел выжила и защищала в Тендаре интересы Хамерфелов? Или даже — что в том ужасном ночном пожаре остался жив брат Конна?»
Нет, конечно, нет, не это следует считать источником видений Конна, хотя, как всегда об этом помнил старый слуга, тот имел необычайно сильную телепатическую связь со своим братом-близнецом…
Конн нетерпеливо спросил:
— Так что? Стоит мне отправляться в Тендару — говорить с королем Айданом Хастуром?
— Добиться аудиенции у короля не так-то просто, — произнес Маркос, — но у твоей матери были родственники из Хастуров, и ради ее памяти они, несомненно, замолвят за тебя слово.
«Говорить ли ему, что, возможно, его мать и старший брат остались в живых? — спрашивал себя Маркос. — Нет, это лишь усложнит мальчику жизнь и заставит его всю дорогу до Тендары неотступно
