Миссис Эпплкуист и Баттон, камердинер, которого она наняла и заставила присягнуть в неразглашении тайны, некоторое время с грустью наблюдали, как пудра оседает на полу и других предметах, пострадавших от нежелания Саймона идти на компромиссы. Измятые галстук, воротничок, а также монокль уже валялись на полу, свидетельствуя о том, что он категорически отказывается от превращения в денди.
Наконец миссис Эпплкуист вздохнула.
– Ладно, мистер Рейн; возможно, парик – это излишество. В конце концов, вам едва ли придется появляться при дворе. Мы обойдемся без воротничка с отогнутыми уголками и без монокля, но вы по крайней мере попытайтесь привыкнуть хотя бы к галстуку – ни один джентльмен не появится без него в обществе.
– Ладно, так уж и быть! – сердито буркнул Саймон, с трудом сдерживая желание рассмеяться. Он искренне наслаждался ролью неотесанного трубочиста.
Задрав подбородок, Саймон позволил Баттону повязать вокруг своей шеи только что отглаженный галстук. Руки слуги дрожали, и Саймон на мгновение проникся к нему сочувствием.
Припоминая последние три дня, Саймон подумал, что еще немного, и он вполне сойдет за сумасшедшего. Каждая минута его жизни была заполнена совершенствованием произношения, запоминанием того, что и чем едят за столом, а еще уроками танцев. С рассвета до заката он трудился так напряженно, как еще не трудился никогда в жизни, для него было почти так же трудно сыграть роль человека, который всего этого не знает, как для трубочиста – научиться всему этому впервые.
Миссис Эпплкуист наняла для него слугу, однако больше к его обучению никого не привлекала: она сама давала ему уроки, ела вместе с ним за столом и без конца пилила его, когда он забывал произносить слова должным образом или брал салат не той вилкой.
Будь Саймон просто неотесанным мужиком, к этому времени он превратился бы в заикающегося идиота, и все же он сумел дожить до послеполуденного чая, не придушив маленькую поборницу строгой дисциплины голыми руками.
После чая предстояли еще уроки танцев, что не слишком его радовало, поскольку Саймон никогда не был хорошим танцором. Его пестрое, словно лоскутное одеяло, образование сосредоточивалось скорее на умении: действовать осторожно и хранить тайну, а не на умении стильно одеваться и подобающе вести себя в обществе.
Баттон закончил ритуал завязывания галстука и удовлетворенно хмыкнул, после чего Саймон повернулся к большому зеркалу.
Увидев в нем отражение щегольски одетого мужчины, он замер.
– Баттон, ты просто чудо! – воскликнула миссис Эпплкуист и захлопала в ладоши. – Ах, мистер Рейн, теперь вы выглядите как настоящий джентльмен!
«Осторожнее, старичок. Нельзя, чтобы трансформация происходила слишком быстро».
Саймон сердито взглянул в зеркало.
– Я выгляжу как черт знает что! – заявил он, снимая с себя галстук и жилет. – Вы, конечно, можете время от времени заставить меня одеться подобным образом, но я отказываюсь носить на себе этот хлам каждый день.
Широко раскрыв глаза, Агата наблюдала, как он возится с застежкой сорочки и, потеряв терпение, наконец стаскивает ее через голову.
– Баттон, будь любезен, приготовь мистера Рейна к чаю. – С этими словами она быстро пересекла комнату, а когда их взгляды встретились, Саймон заметил в ее глазах нечто новое.
Завершив маневр стратегического отступления, она остановилась на мгновение в коридоре, прижавшись к деревянной обшивке стены, стараясь отдышаться. Какой же она слабовольный человек, если, торжественно поклявшись, что использует его исключительно в целях маскировки, тут же была наповал сражена его мужской привлекательностью!
Впрочем, Саймон и впрямь был привлекателен – ничего не скажешь: в новой одежде или без нее он являл собой идеал джентльмена в глазах любой девчонки. Но она-то больше: не девчонка, как и он не джентльмен.
– Вы хотите, чтобы чай: подали в гостиную, мадам?
Агата открыла глаза и увидела Пирсона, который смотрел на нее и, судя по всему, ничуть не был смущен тем, что она стоит, подпирая стенку, словно швабра.
– Да, конечно, Пирсон. – Агата откашлялась. – Это именно то, чего я хотела.
Подкрепиться чашечкой чая совсем неплохо. Мистер Рейн с успехом овладевает искусством поведения за столом, а заодно избавляется от привычки, выражая одобрение еде, издавать довольные гортанные звуки.
После чая она выступит в роли учителя танцев и научит мистера Рейна… то есть мистера Эпплкуиста вальсировать.
Вот и отлично; как супружеская пара, они имели полное право станцевать тур этого слегка неприличного танца: не прижиматься слишком тесно к партнеру и не кружиться по залу в его объятиях рекомендовалось только незамужним женщинам.
Но, Боже милосердный, как она все это переживет?
Похоже, миссис Эпплкуист была готова убить его: Саймон с идиотским удовольствием наблюдал, как она, с трудом поборов отчаяние, начала все сначала.
Особенно ему нравились ее губы: они были яркими и без искусственной краски; когда миловидная миссис Эпплкуист нервничала, как сейчас, она имела привычку быстро проводить по, ним кончиком языка.
Неожиданно Саймон подумал, что никогда не видел эти губы улыбающимися. Агата с вежливым выражением лица разговаривала с дамами, которые приходили к ней в гости; она любезно обращалась с прислугой, но никогда не улыбалась по-настоящему.
