Может, ему попробовать как-нибудь ее развеселить?
– Знаете, в тех местах, откуда я родом, танцуют не только те, кто специально для этого одевается…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Моя матушка работала на рынке Ковент-Гарден. В конце дня, когда рынок закрывался, на опустевшей площади появлялись бродячие музыканты и играли до глубокой ночи.
– Я ни разу не бывала на рынке Ковент-Гарден. А чем торговала твоя матушка?
Собой. Но Саймон не собирался посвящать ее в такие подробности.
– Так, всякой всячиной.
– А твой отец?
Об этом лучше вовсе не говорить.
– Вы мне рассказываете или я?
– Извините. Продолжайте, прошу вас.
Он замолчал на какое-то время и, двигаясь по гостиной под звуки музыкальной шкатулки, наслаждался ощущением ее в своих объятиях.
– Мистер Рейн, вы рассказывали мне о музыкантах после закрытия рынка…
– Мы собирались вокруг, и те, у кого находились монетки в кармане, покупали за бесценок остатки тортов и пирожков с мясом, а потом раздавали их всем присутствующим. Кто-нибудь приносил напитки, чтобы промочить глотки, пересохшие от того, что приходилось целый день расхваливать товары, и тут разгоралось веселье. А потом начинались танцы. Булочник в фартуке и торговки в чепцах, не обращая внимания на засаленную одежду, танцевали, радуясь жизни и тому, что благополучно закончили трудовой день.
Агата приподняла бровь.
– Мне приходилось бывать на деревенских танцах, но такого счастья, о котором вы говорите, я, как-то не наблюдала.
– Не знаю, как насчет деревенских жителей, но у нас, особенно если появлялись цыгане, все пускались в пляс и веселились вовсю.
– Да? И что же они такое отплясывали?
Выпустив ее из рук, Саймон нажал пальцем на основание музыкальной шкатулки и остановил ее.
– Но, мистер Рейн, мы еще не закончили…
Хлопнув в ладоши, Саймон начал насвистывать веселую мелодию. Одобрительно улыбаясь ей, он взял ее за руки и стал хлопать ими в такт, а потом, отступив на шаг, принялся притопывать ногами, то приближаясь к Агате, то отступая и делая крутой поворот.
Леди, явно заинтересовавшись, следила за движениями его ног и продолжала хлопать. Увидев, что она поняла суть, Саймон схватил ее и закружил, весело напевая:
Агата плясала под его не вполне пристойную песню, пока у нее не закружилась голова и она чуть не упала на широкую грудь Саймона. Тяжело дыша, она улыбнулась ему.
– Вы, кажется, немного сошли с ума, мистер Рейн!
– Вы оказали мне большую честь, миссис Эпплкуист. – Саймон хмыкнул. Официальный тон фразы, которую Агата долго вдалбливала ему, совершенно не соответствовал залихватской ухмылке на его губах.
– Корица…
– Что? – не понял он.
– От тебя пахнет корицей. – Агата судорожно втянула воздух. Жар его тела проникал сквозь одежду, прикасаясь, словно язычок пламени, к груди и животу. – Почему?
– Почему от меня пахнет корицей?
Агата кивнула. Странно, что она никак не могла отдышаться: наверное, слишком энергично двигалась в танце.
– Это коричные леденцы: кусочки жженого сахара для кондитеров. Мне они нравятся.
– Ах да, конечно. Коричные леденцы. – Она вдруг вскинула ресницы. – Послушайте, вы великолепно говорите!
Саймон тут же одернул себя. Проклятие, он допустил промах.
Решительно поставив Агату на ноги, он отошел от нее.
– Так и должно быть, ведь у меня такой хороший учитель.
– Благодарю вас, мистер Рейн. – Агата приложила к щекам ладони. – И так чем мы занимались? Ах да, вальс. – Она жестом указала на музыкальную шкатулку. – Будьте любезны, включите музыку, мистер Рейн.
Они вернулись к вальсу. Теперь Саймон двигался напряженно, изо всех сил стараясь не видеть, как потемнели ее глаза и ярче вспыхнули щеки.
