светлость прав. Нам не удастся избежать вашего переодевания несколько раз в день. – Выражение лица Гаррета было совершенно невинным, но в глазах сверкали отнюдь не невинные искорки.
Алисия и так уже чувствовала себя виноватой из-за того, что Уиндем собирается спать в кресле. Как же сможет она переодеться. В течение всей недели ей придется изгонять его и заставлять слоняться без дела.
– Хорошо, Гаррет, – сказала она. – Найдите самую большую ширму, если хотите.
Уиндем заметно просветлел лицом при таком изменении планов, так что Алисия решила быть любезной. Лорд Уиндем коротко поклонился.
– Тем временем я оставлю вас, чтобы вы могли поменять свой туалет. – Он быстро ушел.
– Ах, миледи! – Гаррет с улыбкой принялся за работу. – Слухи тут ходят самые невероятные. Нужно мне было намного раньше поступить в служанки к леди. Ну, я смогу сам приносить ваш завтрак по утрам, – сказал Гаррет. – Так что вам не придется впадать в панику при каждом стуке в дверь.
– Ну, слава Богу. – Она могла представить себе, как его светлость прыгает в постель всякий раз, когда кто-нибудь стучит в дверь.
Внезапно по затылку пробежала жаркая волна: она вообразила себе гибкую, стройную фигуру Стентона и то, как он бросается на нее. Алисия прижала прохладную руку к пылающей щеке, но Гаррет уже успел заметить, как она вспыхнула. Он наклонился к ней и шепнул на ухо:
– Ага, я так и знал.
Алисия прижала обе руки к щекам, но и это не помогло.
– Ах, зачем я его поцеловала?
– Что? – Гаррет отвел ее руки от лица и заглянул ей в глаза. – Вы его поцеловали? Почему я об этом ничего не знаю? Почему я должен все выуживать из вас? – Он заставил ее сесть с ним рядом на край кровати. – Разве я не ваша камеристка, не ваш личный слуга, не ваше доверенное лицо? Рассказывайте, рассказывайте.
Алисия вздохнула.
– Я поцеловала его сегодня утром. И не один раз… или, по крайней мере, это был очень долгий поцелуй. Ему это не очень понравилось. Во всяком случае, он не ответил на поцелуй. А просто стоял и… вроде как позволял целовать себя.
Гаррет прищурился:
– Позволял? И как долго, уточните.
Алисия задумалась.
– Шесть минут? Может, семь?
Слабая ухмылка осветила правильные черты Гаррета.
– Миледи, если мужчина принимает что-нибудь в течение семи минут без возражений, то можете поверить, что ему это понравилось. Он просто не хотел показать вам, насколько ему это понравилось.
Алисия скривила губы.
– Ну, он вряд ли смог бы скрыть это, правда?
Гаррет захлопал в ладоши.
– Все лучше и лучше! Как это было? Это было заметно по пропорциям его тела?
Алисия засмеялась и закрыла глаза, смущенная воспоминаниями.
– Пропорции королевские, сказала бы я, хотя у меня и маленький опыт в таких вопросах.
Гаррет, который знал все обо всем, презрительно фыркнул.
– Думаю, Алмонт едва ли мог бы сравниться с лордом Уиндемом!
Алисия отбросила воспоминания, вызванные словами Гаррета.
– Сейчас я и думать не могу об Алмонте. Что мне делать, разделяя комнату с Уиндемом?
– Спать с ним! Затащить его в эту неприлично большую постель и заставить желать никогда не покидать ее!
– Не говори глупостей, – возразила она.
– Тогда все в порядке. Выходите за него замуж и родите ему много здоровых, крепких сыновей. Я бы так и сделал, если бы мог. Этот мужчина – бог.
Бог. Неприлично большая кровать. Здоровые сыновья. Алисия глубоко вздохнула, успокаивая возбужденные нервы. Эта неделя и так обещает быть достаточно напряженной, без настойчивого сводничества Гаррета.
– Гаррет, вы уволены, – ровным голосом проговорила она.
Он ухмыльнулся ей:
– Вот и хорошо, тогда его светлость сам будет расстегивать пуговки.
– Ах! – Она опять вспыхнула. – Гаррет, вы снова наняты на работу.
Он похлопал ее по руке:
– Поверьте брату Гаррету, дорогая. Вы нравитесь его светлости, но он скрывает это изо всех сил. Ну, теперь я пойду разыскивать ванну. Вы ведь захотите смыть с себя дорожную грязь. – Он распахнул дверь, за которой стоял Уиндем, как раз собиравшийся постучать. Гаррет взмахнул ресницами в сторону Уиндема, потом через плечо ухмыльнулся Алисии.
– Помните, семь минут!
Гаррет пошел искать еще одну ширму. Дверь за ним закрылась, Алисия снова осталась наедине с Уиндемом.
– Ну, – весело сказала она, – видите, все складывается хорошо.
Он смотрел на нее, темные глаза его были непроницаемы.
– Семь минут чего?
Ах! Господи, Алисия пожелала Гаррету отправиться на самое дно ада. Она метнулась к гардеробу и вытащила первое попавшееся платье.
– Думаю, к ужину надену вот это. Как вы считаете?
– Думаю, вы будете слишком бросаться в глаза, ведь все остальные будут в вечерних туалетах.
Алисия посмотрела на туалет, который держала в руках, – он оказался темно-зеленым костюмом для верховой езды.
– А… да, хорошо… – Она сунула его обратно в гардероб.
– Семь минут чего?
Она обернулась и встретилась с его острым взглядом. Она даже отступила назад, настолько пронзительным он был. Качалось, он хочет заглянуть ей прямо в душу.
Раздраженная собственными мыслями о гигантской постели и советом Гаррета, который ничем ей не помог, Алисия не смогла придумать ничего подходящего. Она сдалась.
– Я рассказала ему о поцелуе. Он ведь… ну, это ведь Гаррет.
Уиндем взглянул на дверь, потом снова на нее.
– Об этом поцелуе?
Алиса шумно выдохнула.
– Знаю. Наше соглашение сугубо деловое, я вас не интересую в другом смысле, и небо рухнуло бы, если бы вы когда-нибудь расслабились настолько, что поцеловали бы меня в ответ. Так что давайте во избежание мировой катастрофы никогда не будем вспоминать об этом. Хорошо?
Стентон постарался скрыть улыбку и только вежливо поклонился:
– Как пожелаете, миледи.
Он сел в кресло у камина и стал размышлять о ее неожиданной практичности. Она сама заговорила о том, о чем он хотел сказать.
Он не привык к тому, чтобы его мысли так легко читали. Это беспокоит. Но с другой стороны, это экономит время.
Она принялась раскладывать свои вещи в ящики бюро. Он смотрел, как покачиваются ее бедра, когда она быстро двигается по комнате.
Прошло уже очень много времени с тех пор, как он был наедине с женщиной в спальне. Да и тогда это случалось не часто. Даже наемные любовницы делили постель с Темным Маркизом с большими перерывами.
Стентон обходился без этого и железной рукой сдерживал свои страсти. Он слишком горячо пылал – так ему говорили.
Сейчас он чувствовал этот жар, который в нем пробудил утренний поцелуй. Или, возможно, вид леди Алисии в том порочном платье прошлым вечером, или ощущение ее мягкого тела, когда он удержал ее от падения в опере.
Такое мягкое, такое полное…
Он погасил этот жар с помощью ледяного самообладания. Решения, принимаемые в таком огне, не выдержат столкновения с реальностью, в конце концов.
Она настороженно поглядывала на него, продолжая свои занятия. Заметно было, что леди Алисия чувствовала себя неуютно, но он не мог бы сказать, отчего это: оттого, что ей сложно делить с ним спальню, или было что-то еще, заставлявшее ее нервничать.
Будь проклята эта неудача! Он стал чувствовать себя психологически неустойчиво. Единственное качество, в котором он был уверен, подвело его. Даже будучи маленьким мальчиком, он всегда знал, когда окружающие говорили неправду.
Он рос наблюдательным, недоверчивым мальчиком, из осторожности держался от людей на расстоянии, и это не способствовало тому, чтобы возникли близкие или откровенные отношения с окружающими.
Увы, он не мог ничего доказать наверняка. Его дар был больше предупредительным звонком, чем предсказанием. Он мог увидеть ложь, но это вовсе не означало, что он знал правду. Когда мать обвиняла его в потере дорогих книг, у него не было доказательств, чтобы убедить ее в том, что его наставник обменивал их на опиум, запах которого Стентон чувствовал каждое утро.
Позже он научился наблюдать, брать на заметку, анализировать внешне не связанные друг с другом факты и события, так что, когда он ловил кого-нибудь на лжи, он мог уже это доказать.
Тот факт, что он никогда не ошибался, утвердил его веру в собственный таинственный инстинкт, даже если это отвращало от него всех знакомых.
С годами одно становилось все более очевидным – лгали все. Начиная с самого короля и заканчивая ассенизатором. Каждая человеческая душа была опутана ложью.
Получив образование, Стентон поступил на государственную службу, чтобы использовать свои таланты, полагая, что его уникальный дар понадобится Англии. Он занял пост помощника в военном министерстве и обнаружил, что вероломство генералов превратило все в этих стенах в зловонную яму, полную лжи.
Вскоре после этого его приметил прежний Сокол, человек, хранящий множество секретов. Он говорил так редко, что лгать ему не было нужды.
Стентон принял образ жизни, предложенный ему, с благодарностью и пониманием того, что служба в «Королевской четверке» – лучший жребий из всех прочих. Пока и остальные трое его еще не разочаровали.
Друзьями они не были. Они были… ну, возможно, солдатами под огнем, скованными одной цепью. Но в некотором смысле это удовлетворяло Стентона не меньше, чем все, что он испытал раньше. Его сдержанность их не волновала. Его жуткую способность сочли ценной, а не вторжением в личную жизнь. Он смог обратить свой неудобный характер на службу самой Англии.
По крайней мере, так было до встречи с леди
