Бейруте?
– Довольно спокойно. В данный момент, разумеется. Жизнь понемногу улучшается, входит в норму. Все относительно, конечно. Вряд ли когда-нибудь Бейрут снова станут называть ближневосточным Парижем, но все-таки город начинает восстанавливаться. Открываются дорогие магазины, начинают работать большие отели, возрождается какая-то деловая жизнь.
– Однако «Хезболла»[5] продолжает действовать.
– Еще бы! Мы живем под угрозой террористических актов двадцать четыре часа в сутки! Тебе ли этого не знать. – Фрэнк прищурил темные глаза, слегка пожал плечами. – Терроризм – наипервейшая проблема. Так теперь везде. Эти сволочи расползлись по всему миру, совсем с ума посходили, никакого удержу не знают.
Билл кивнул, отхлебнул из стакана и откинулся в кресле, с удовольствием разглядывая Фрэнсиса Петерсона.
Тот широко улыбнулся и предложил:
– Давай-ка переменим тему. Поговорим о чем-нибудь более стоящем. Как моя маленькая Хелена?
– Не такая уж и маленькая, она здорово повзрослела. Хорошо, что ты мне напомнил… – Билл полез за бумажником, достал из него фотографию и протянул Фрэнку. – Твоя крестница просила передать тебе вот это. И велела еще обнять и поцеловать.
Фрэнк посмотрел на фотографию и улыбнулся.
– Она – чудесный ребенок, Билли, тебе здорово повезло. Она словно сошла с картины Боттичелли…
Просто ангел.
– Ангел-то ангел, но только внешне. Такая стала озорница, моя мать говорит, что Хелена – настоящая хулиганка, – усмехнулся Билл. – Но где ты видел идеальных детей?
– Если идеальные дети и существуют, то они, должно быть, жуткие зануды. А как поживает Дрю? – спросил Фрэнк, пряча фотографию в свой бумажник.
– Хорошо, спасибо. Ты же знаешь мою мать, Фрэнки, энергичная, подвижная, едкая на язычок. Но более любящего сердца нет на всем белом свете. Между прочим, она просила передать тебе самые теплые приветы.
– Ей от меня тоже передай, когда будешь звонить. Хотя нет, я лучше сам ей позвоню, когда буду на Манхэттене. Ужасно обидно, но меня не будет в Нью-Йорке, когда ты приедешь домой. Меня поджимают сроки, надо готовить большой материал о Ливане. Так что на этот раз мне не удастся вырваться.
– Жаль, старина, но что делать.
– Я смотрю, тебя не особенно впечатляют мирные переговоры в Дейтоне, – заметил Фрэнк.
Билл помотал головой.
– Не особенно. Сербы – сущие дьяволы. Подлые убийцы. Они никогда в жизни не согласятся заключить мирный договор с боснийцами. А все эти разговоры представителей ООН, что некоторых сербов нужно судить как военных преступников, можешь забыть. Уверяю тебя, этого никогда не будет. Прежде всего ни за что не удастся доставить сербских мясников на процесс в Гаагу. Помяни мое слово. Сербы останутся безнаказанными.
– Самое трагичное в том, что ты, вероятнее всего, прав, Билли.
– Все разговоры о политическом процессе – пустая болтовня умников из ООН.
– Согласен.
Они молча выпили, на время погруженные в собственные мысли.
В этих подтянутых, аккуратных, симпатичных, неуловимо похожих друг на друга молодых мужчинах любой сторонний наблюдатель немедленно бы признал американцев.
В отличие от светловолосого Билла Фрэнк был жгучим брюнетом с пышной копной волос, темными глазами и великолепным цветом лица. Он гордился своим ирландско-американским (в третьем поколении) происхождением. Тридцатитрехлетний Фрэнк, ровесник Билла, в настоящее время жил один. Его женитьба на восходящей звезде тележурналистики Пэт Рэквелл несколько лет назад потерпела крах из-за того, что жена своей карьере придавала большее значение, чем дому и мужу.
К счастью, детей у них не было, и развод прошел легко и без осложнений. Они остались друзьями. Время от времени Фрэнк и Пэт встречались на одном сюжете и всегда старались помочь друг другу, делились информацией, обменивались замечаниями и идеями. Часто они вместе обедали, если им случалось оказаться за границей в одном и том же городе. Билл первым нарушил молчание:
– Тут на днях до меня дошли неприятные слухи о нас с тобой.
– О том, чтобы вернуть нас в Нью-Йорк?
– Да.
– А что конкретно ты слышал?
– Что мы с тобой настоящие военные маньяки. Что мы обожаем опасность, любим оказываться в гуще событий и ловим кайф от риска. Эдакие крутые безрассудные ребята, подаем окружающим плохой пример.
Фрэнки запрокинул голову и громко расхохотался.
– Да плевать мне, что о нас там думают! Спорим, эти слухи распускают наши конкуренты из других компаний, у которых из-за их трусости репортажи получаются пресными и сухими, как картонка.
– А вот и нет! Эти слухи распускает один парень из Си-эн-эс.
– Ага! Так он хочет занять твое место, Билли!
– Да, скорее всего, так и есть. – Билл, помолчав минуту, пристально посмотрел на друга. – А может, мы и вправду ходим по тонкой проволоке? В один прекрасный день нас запросто могут убить, когда мы будем освещать события в очередной проклятой богом стране.
Фрэнк нахмурился.
– Многие журналисты погибли во время работы… Он недоговорил, лицо его помрачнело.
– Но мы с тобой не хотим погибать. В этом я совершенно уверен! – заявил Билл, решительно выпрямляясь.
– Согласен с тобой на все сто. Но ты прав: это не исключено. Хотя ты у нас пуленепробиваемый.
Билл хмыкнул.
– Это потому, что у меня есть талисман – ты, Фрэнки. – Но, внезапно посерьезнев, добавил: – Но мы с тобой далеко не всегда вместе.
– Истинная правда. А здорово мы раньше работали с тобой вместе, да? Делили все невзгоды и радости. Помнишь вторжение в Панаму?
– Еще бы! Декабрь восемьдесят девятого. Всего несколько месяцев, как умерла Сильви. Мне было так паршиво, что я плевал на то, где я и что со мной, убьют меня или я останусь жив.
– Но моя жизнь была тебе не безразлична, – тихо заметил Фрэнк, глаза его были полны признательности. – Ты тогда спас мне жизнь, Билли. А то сегодня я не сидел бы здесь с тобой.
– Ты сделал то же самое для меня.
– Конечно! Не забывай, я всегда умел быть благодарным.
– А еще ты умеешь быть обаятельным. За тобой по-прежнему бегает все женское население тех мест, где ты обретаешься?
– Брось, Билли, ты опять начинаешь! – шутливо запротестовал Фрэнк. – Я – не единственный журналист, время от времени любящий пообщаться с женским полом. А у тебя как в этом плане? Ты тоже, кажется, от женщин не шарахаешься.
– Там, где я жил в последнее время, было не так много женщин.
Фрэнк кивнул.
– Да уж, Сараево не самое подходящее место для романтических приключений.
Билл заговорщически понизил голос.
– Знаешь, Фрэнсис, до меня дошел еще один нью-йоркский слух.
– Ну-ка, ну-ка, это какой же? – оживился Фрэнк. – Судя по твоей хитрой физиономии, слух имеет непосредственное отношение к моей персоне.
– Ты не ошибся. Ходят слухи, что ты – неисправимый донжуан.
Фрэнк захихикал. Он выглядел весьма польщенным.
