прикинули, ухлопать тебя или оставить. Это полностью зависело от нас!
Я покачал головой: сказанное было свыше моего понимания и переворачивало все мои представления о Коршуне! Ловкач стал обстоятельно вводить меня в курс дела. Определенно я был ему симпатичен. Как объяснил позже, потому что я при всех приструнил Сэмми, его заклятого врага.
От Ловкача я узнал «конституцию» банды — в том виде, в каком собираюсь изложить ее и вам. А когда вы меня выслушаете, то поймете, что Красный Коршун был настоящим гением в своем деле. Вероятно, он первым из негодяев додумался до того, что в преступном мире возможно некое подобие демократии.
В основе его «управления» лежали следующие принципы.
Бандиты ни перед кем не отчитывались, и никто из них не был уполномочен следить за дисциплиной. Они сами сочиняли и принимали законы, по которым существовали, но, если кто-то их нарушал, карали жестоко. Наказание было одно — смерть!
Это было единственное правило, на котором лично настоял Красный Коршун. Его люди могли вести себя как угодно — реагировать на чужие проступки или закрывать на них глаза, но, если кто-то вел себя так, что привлекал всеобщее внимание, его следовало наказывать пулями. Коршуна не волновало, сколько людей останется в шайке, но он хотел быть уверенным, что в его стаде нет ни одной паршивой овцы, что можно целиком и полностью рассчитывать на каждого из парней.
Сначала расскажу вам о правах, которыми пользовались члены банды, а уж потом об их обязанностях. Итак, что же было можно, а что нельзя людям Коршуна?
Каждый был вправе решать, браться ему за какую-либо работу или нет, как только ему объясняли суть предстоящего. Вождь всякий раз должен был вразумительно растолковать, что он затевает. Таким образом, исполнительная власть всецело принадлежала самим ребятам.
Если кто-то из членов шайки был обижен другим, он не должен был обращаться к главарю с просьбами восстановить справедливость, равно как жаловаться товарищам и выносить обиду на общий суд. Каждый стоял сам за себя и мог отомстить за оскорбление, когда и как сочтет нужным. Если бы пристрелил врага за ужином у костра, от него просто потребовали бы унести убитого и похоронить его!
Однако поскольку не все были довольны исходом таких ссор, между бандитами шла нескончаемая вражда.
Существовало и другое важное правило, также распространявшееся на всех членов шайки: любой из них мог, когда ему взбредет в голову, оседлать лошадь и уехать, куда захочет, чтобы промотать все свои денежки. Ограничен он был только во времени. Если не появлялся в лагере более шести месяцев, его ждала смерть. Рано или поздно, но шайка до него добиралась.
Далее, никто из бандитов, включая самого вождя, не имел права перекладывать какую-либо работу на другого, и каждый обслуживал себя сам.
Из всего сказанного можно заключить, что всякий раз, когда Красный Коршун приезжал в лагерь, он не знал, сколько бандитов там застанет и сколько из них будут готовы на подвиги.
Вероятно, вы посчитаете такую схему полнейшим абсурдом, но я берусь доказать, что она, напротив, была весьма действенна. Бандиты не были связаны какими-либо обязательствами друг перед другом, но именно их разобщенность позволяла Коршуну держать их в кулаке. А поскольку каждый бандит чувствовал полную свободу во всем, за исключением одного, уже названного, момента, он не испытывал особого желания отойти от дел. К этому-то как раз и стремился Красный Коршун.
Парадокс заключался в том, что эта самая свобода и держала бандитов на привязи. Любой из них мог покинуть лагерь, как только пожелает. В результате, когда их карманы бывали полны, они очень быстро разбредались, и все их приобретения вмиг исчезали за рулеткой или зеленым сукном: то, что легко нажито, легко и уходит. Поэтому свобода не давала им выкарабкаться из нищеты, нищета делала их готовыми на новые приключения, а эта готовность заставляла подчиняться вождю.
Теперь задумаемся над тем, что на первый взгляд больше всего напоминает безумие, — разрешение при всяком удобном случае застрелить своего врага. Но именно благодаря этому в шайке никогда не было «подводных течений». Игра шла в открытую: ненавидишь — убей, и дело с концом! По той же причине у Коршуна не было и не могло быть любимчиков. Если бы один из бандитов стал завидовать другому, он просто-напросто достал бы револьвер и начал охоту на фаворита.
Вот так и получилось, что, когда бы Красный Коршун ни приехал в свой лагерь, он всегда находил там горстку верных людей, готовых пойти за ним в огонь и в воду.
Он никогда сам не отбирал парней, пришедших к нему наниматься, помимо тех редких случаев, когда кого-то рекомендовал. Но даже тогда бандиты имели полное право отвергнуть его ставленника. В результате, если кто-то оказывался предателем или трусом, остальные могли винить в этом только самих себя, но никак не своего главаря. Поэтому обычно вновь прибывшие проходили строжайший экзамен на выдержку и владение оружием, от которого я был избавлен благодаря ручательствам Доктора, а также моей репутации, которую успел заработать в Эмити.
С другой стороны, в банде было очень мало запретов, да и те не были навязаны Коршуном.
Главный из них состоял в том, что всякий, кого принимали в банду, должен был оставаться с ней пожизненно. Однако, как я уже сказал, член шайки мог отлучиться на полгода, но затем обязан был появиться и засвидетельствовать свое почтение. Ловкач рассказал, что четверо членов банды полностью отошли от дел и перебрались в города, где обзавелись семьями и жили теперь припеваючи на свои сбережения. Но раз в полгода они исправно приезжали отрекомендоваться, хотя и отказывались принимать участие в налетах. И никто их за это не осуждал.
— А почему другие не поступят так же? — спросил я у него.
— Да потому что недолго остаются при деньгах, — пояснил он. — Мы быстро богатеем и легко расстаемся с богатством. Да к тому же грех жаловаться на такую жизнь! В лагере всегда есть жратва и добрые кони; у нас отличное оружие и хорошие товарищи. А что еще нужно нашему брату? За последние полтора года мне десятки раз улыбалась удача, какой я не видел за всю свою прежнюю жизнь. Я доволен, и остальные тоже.
— Ну а что будет, если кому-то из вас придет в голову забрать свою долю и мотануть в какую-нибудь Италию?
— Пытались уже. Один подался в Мехико и получил за это нож в спину. Другой, говорят, добрался аж до Парижа, но его там отравили. Впрочем, насчет него я не уверен, может, это все враки. Одно знаю точно: у вождя руки длинные. Он лично следит за тем, чтобы выполнялось главное правило — от нас никто не уходит живым!
Других строгих правил было немного. Одно состояло в том, что во время налета нельзя было бросать раненого, если только он сам об этом не попросит.
— Но ни разу не было такого, чтобы кто-то звал других на помощь! — добавил Ловкач с энтузиазмом.
Кроме того, от каждого требовалось абсолютное бесстрашие в бою, а если в нем участвовал сам Красный Коршун — неукоснительное выполнение его приказов. В противном случае ждала смерть.
Вы еще увидите, что вольные законы этого бандитского формирования действовали не хуже военного устава.
И наконец, что касается самого Красного Коршуна. В лагере он появлялся только перед началом очередного налета. Мог нагрянуть внезапно, а мог и предупредить о своем приезде заранее, но происходило это крайне редко. Он был так немногословен, его планы так искусны, манеры так надменны, а талант воина так велик, что бандиты испытывали перед ним благоговейный ужас. Даже двадцатипроцентную долю считали слишком маленьким вознаграждением для такого человека!
Глава 35
Я ВИЖУ КРАСНОГО КОРШУНА
Даже жалею, что мне недолго пришлось наблюдать за этим крайне необычным сборищем преступников. Так и не понял, почему на Западе больше ни один знаменитый разбойник не воспользовался такой же системой построения банды, хотя скажу, что это было величайшей удачей для всех законопослушных граждан. Ведь почти всякий раз, когда сильная и многочисленная шайка терпела крах, причиной тому были внутренние распри. У Коршуна же все конфликты решались очень быстро, не успевая обрасти «союзниками» и «противниками».
Банда существовала пять лет, и, вероятно, она орудовала бы до скончания века, если бы не гибель ее
