Впрочем, сказал всего лишь то, что думал. Ему понравилось, как я вогнал моему противнику пулю ровнехонько между глаз. Четверть дюйма в сторону — и, вероятно бы, промолчал. Тут подобрались серьезные ребята, и этот, наверное, был самым серьезным из всех.
Я решил, что надо бы и мне держаться так же спокойно, как они. Поэтому первым делом переломил револьвер, извлек гильзу из барабана, вставил новый патрон. И тут один парень, сидевший ярдах в десяти от меня, заметил:
— Ну и по-дурацки ты держал правую после выстрела! Представь, что бы с тобой было, если бы кто-то еще вздумал шалить?
— У меня левая свободна, — пояснил я. — Заставил бы его снять передо мной шляпу!
Понятно, я был на взводе, такое замечание не могло меня не задеть. Поэтому тут же пустил в ход левую руку и, выстрелив навскидку, сшиб сомбреро с его головы. Только не подумайте, что это выдающееся достижение, — шляпа у него была сдвинута на затылок и представляла собой легкую мишень. Однако мои слова и последовавший за ними выстрел оказались удачным сочетанием. Вокруг поднялся одобрительный рев, а тот, кто меня спрашивал, спокойно потянулся за шляпой и принялся изучать две дырки, оставленные пулей.
Я обошел костер, чтобы выполнить мою обязанность — унести тело Сэмми. Малыш, тот, что отличался от других, взялся мне помогать. Он молча подошел и поднял Сэмми за ноги, а я — за голову. Похороны были недолгими, но мы сделали все, как полагается: опустили тело в расселину в ста ярдах от костра, которая была у паренька на примете, а затем раскачали нависшую над ней глыбу и завалили могилу добрым десятком тонн разнокалиберных обломков. После чего пошли обратно к костру.
— Послушай, — спросил он вдруг, — а ты что, левша?
— Нет.
— Неужто так натренировался?
— Да.
— И долго пришлось упражняться?
— С восьми лет начал. Считай, уже четверть века.
Он горестно вздохнул.
— Но эта наука давалась мне с трудом, — утешил я его. — К тому же раньше многого не знал.
— Чего, например?
— А того, что не нужно заставлять левую руку работать как правую. Каждая рука действует по-своему, и в этом есть свои преимущества, которые следует использовать. Но ты и сам носишь два револьвера!
— Только для виду. А ты можешь меня научить?
Я подумал, что пробуду в банде недолго и вряд ли успею за это время существенно повысить уровень его мастерства. Однако не мог отказать.
— Научу, — пообещал.
Шагов десять он прошел молча, не сказав даже спасибо, потом произнес:
— Меня зовут Каддиган. Клянусь, ты не пожалеешь, что согласился мне помочь!
У меня было смутное предчувствие, что когда-нибудь он и впрямь меня отблагодарит. И прошло совсем немного времени, как это подтвердилось.
Жена считает, что мне вовсе не следовало бы упоминать о Каддигане. Теперь он стал очень знаменит, на Западе его знает каждая собака, и как только его имя будет упомянуто в связи с этой историей, все сразу же позабудут обо мне и станут говорить лишь о том, каким молодчиной был этот Каддиган в молодости.
Ну и пусть себе говорят! Буду только рад! В конце концов, мне ли ему завидовать?
Когда из-за скалы показался костер, мы увидели, что все ребята повскакивали с мест, а чуть поодаль от них на могучем коне восседает огромный человечище в пончо и с перьями в волосах. Мне не надо было ничего подсказывать, я и сам понял, что наконец-то вижу Красного Коршуна!
Глава 36
БАНДИТ ПОНЕВОЛЕ
Мой спутник тоже насторожился.
— Если не возражаешь, — сказал он, — сегодня я все время буду рядом с тобой. Видно, нам предстоит непростое дельце, иначе старый дьявол не вернулся бы так скоро после Ладлоу.
— А ты был там? — поинтересовался я.
— Да, был, — отрезал он тоном, не допускающим дальнейших расспросов.
Мы поспешили к остальным, и я про себя отметил, что Коршун почему-то не садится со всеми вместе у костра, а держится в тени, верхом на коне. Ребята читали какую-то бумагу, передавая ее из рук в руки; одни качали при этом головой, другие, прочтя, хмурились и глядели в землю.
До меня тоже дошла очередь. Это было странное послание, точно составил его ребенок, — написанное печатными буквами, пестрящее ошибками, и так далее. Содержание было таково:
«Что нужно: останавить дилежанс на Джессами каторый визет тристо фунтов золота
Как сделать: взарвать мост Фулсом за ахраной к перед дилежансом».
Больше не было ни слова. Признаться, эта работенка отнюдь меня не прельщала; мне вовсе не хотелось принимать участие в бандитских налетах.
Я знал и мост и дилижанс, о которых шла речь. Мост Фулсом был массивным деревянным сооружением, поставленным на века. Он, кстати, до сих пор существует, точнее, не он сам, а точно такой же, отстроенный заново. Каньон, по которому протекает река Фулсом, достигает в том месте пятисот футов в глубину и девяноста в ширину. Навести там мост было в те дни непростой работой, но выполнена она была на совесть.
Теперь о дилижансе на Джессами. Наверное, он был единственным, который никому еще не удавалось остановить на большой дороге, и, как это ни странно, именно по той причине, что он все время перевозил золото. Дело в том, что люди, работавшие на приисках, были готовы дорого платить за благополучную доставку своего драгоценного груза, поэтому компании, которой принадлежала карета, было по средствам снарядить хороший конвой. Дилижанс прибывал в Джессами и вновь отправлялся на прииски каждые три дня. День туда, день обратно и день на отдых, которого едва хватало после бешеной скачки. Эта работа была по плечу лишь избранным; большинство новичков ломалось недели за две. И хотя за нее платили двадцать пять долларов в неделю, на ней не оставалось одновременно больше десяти человек. Но зато какие десять! Они стоили пятидесяти! Это были ветераны. Стреляли навскидку и без промаха, лошадей гнали так, что сам черт не угонится. В те считанные разы, когда карету пытались ограбить, съели всех бандитов с потрохами!
Едва мне пришло на ум, что краснокожий задумал невозможное, как старый Доктор, пошептавшись с парнями, выступил из толпы и обратился к Коршуну с речью, сказав, что все чтят его как прекрасного вожака, готовы пойти за ним в огонь и в воду и так далее, однако на этот раз ребята сомневаются в том, что его замысел здрав. Потому что для работы нужен бикфордов шнур; поджечь его — дело нехитрое, но как подгадать момент, когда он догорит? Догорит позже — на мосту окажется дилижанс, и тогда будет масса разрушений, но никакой выгоды. Догорит раньше — погибнет вся охрана, и хотя ребятам не впервой проливать чужую кровь, даже им не хочется исподтишка и понапрасну губить десять человеческих жизней. Ну а если что не заладится, тогда конвойные будут драться, словно разъяренные пантеры, и налетчики понесут немалые потери, прежде чем удастся сграбастать добычу.
Когда Доктор дошел до этого места, Красный Коршун поднял руку, и пончо, в которое он был завернут, соскользнуло с его плеч. Он восседал на коне, освещенный последними лучами заходящего солнца и ярким пламенем костра, величественный и грозный, словно бронзовое изваяние. Никогда еще я не видел такой горы мышц, такой гордой осанки, никогда еще не встречал человека, создававшего впечатление такого могущества!
Он не был безобразен, как многие индейцы. Напротив, будь его кожа белой, я бы назвал его красавцем. А кроме того, вовсе не был стар — на вид ему нельзя было дать больше тридцати пяти. Единственным его изъяном был потухший глаз, который скрывала широкая черная повязка. И вот, как я уже сказал, он сделал нетерпеливый взмах рукой, сбросив с себя покрывало, затем тронул коня, который, повинуясь, рванул с места галопом.
Все замерли, глядя вслед вождю, помчавшемуся в ночь без единого слова. Послышался возглас:
— Он едет к мосту, чтобы провернуть дело в одиночку!
