Это оказало на остальных магическое действие. Люди будто разом вспомнили, сколько великих побед они одержали под его началом. Охваченные чувством жгучего стыда, тут же повскакивали в седла и понеслись за своим предводителем. Любуясь великолепным порывистым бегом лошадей, я знал, что моему пегому за ними вовек не угнаться. Но это, думал я, и даст мне подходящий предлог для того, чтобы свернуть на полпути и уклониться от неприятной работенки, объяснив потом бандитам, что я отстал и заблудился. Однако только я придумал этот нехитрый ход и вставил ногу в стремя, как рядом со мной очутился всадник, держащий на поводу еще одного коня.
Подняв голову, я увидел лицо малыша Каддигана.
— Этот будет получше, — сказал он. — Бери, не стесняйся, дружище! Он резвее твоего по меньшей мере вдвое.
В этом не было никакого сомнения. Передо мною плясал уродец с отвратительной мордой и тощей, кривой шеей, позади которой, однако, было все чин чином — могучие бока, широкая кость, стройные ноги. Я никак не мог отвергнуть сию любезность и, проклиная Каддигана за то, что он втянул меня в это дело вопреки моей воли, сдернул седло с пегого и перекинул его на спину гнедого. Спустя мгновение он нес меня по каменистой земле; его спина вздымалась подо мной, как палуба клипера, летящего по волнам Атлантики.
Шесть или семь миль наши кони неслись во весь опор, прежде чем мы поравнялись с остальными. Шайка Коршуна передвигалась с такой быстротой, что даже после минутной задержки на то, чтобы перекинуть седло, можно было безнадежно отстать. Наконец мы их нагнали. Некоторое время после этого кавалькада с трудом поспевала за лидером. Им был конечно же Красный Коршун. Несмотря на исполинские размеры, он держался впереди благодаря непревзойденному мастерству наездника, а также выдающимся качествам его вороного.
С середины пути начался подъем. Уже совсем стемнело; в небе не было луны, однако слабое сияние на востоке давало надежду, что вскоре она взойдет. Пока же дорогу освещали одни только звезды. Эти прекрасные, золотистые звезды пустыни — какими они были тогда и какие они теперь! Они уже не светят так ярко. Небо затянуто копотью, которую выбрасывают автомобили, мчащиеся со скоростью пятьдесят миль в час. Повсюду протянулись железные дороги; по ним стучат поезда, поднимая в воздух тонны пыли. Благодаря ирригации в самом сердце пустыни появились зеленые островки, но, перестав быть страшной, пустыня утратила и очарование. А были дни, когда мы нежно любили звезды, сверкавшие над Скалистыми горами, любили их за спасительный свет во время наших странствий — тогда они светили больше, чем ныне светит полная луна…
Вскоре мы вылетели на дорогу, — на ее строительство в свое время ушли три года каторжного труда и сумасшедшие деньги, — по ней и добрались до моста. Это была громоздкая, но весьма добротная конструкция с бревенчатыми сводами, которые порадовали бы глаз корабельного зодчего. Впрочем, вытянувшись на девяносто футов над зияющей пропастью, она могла показаться довольно изящной.
Когда мы прибыли на место, Красный Коршун спрыгнул с коня и принялся за работу при свете факела, который привез с собой и теперь зажег. Первым делом он прикрепил динамит под большими переборками, поддерживавшими ближний конец моста. Затем приспособил к шашкам короткий кусок бикфордова шнура, а мы помогли замаскировать этот хвост, чтобы человека, на долю которого выпадет его поджигать, не выдал огонек, подползающий к заряду.
Это было крайне опасное задание. Во-первых, шнур был слишком короток, подрывника мог настичь ливень каменных обломков, не успей он убежать, а во-вторых, вслед за этими обломками в него могли полететь пули эскорта.
Как это бывает в подобных случаях, стали тянуть жребий. Вождь зажал несколько травинок в огромном кулаке, и первым счастливчиком оказался Каддиган — он вытащил длинный стебель. За ним стали по очереди тянуть другие, пока наконец не остались только вождь и я. Мы стояли напротив и смотрели друг другу в глаза. И внезапно лицо его показалось мне до боли знакомым; определенно я уже где-то видел этого человека. Вероятно, среди команчей, решил я, поскольку судьба не раз сводила меня с этим племенем.
Мы разжали ладони, и моя травинка оказалась на восьмушку дюйма короче, чем у него. Итак, взорвать мост предстояло мне.
Внутри у меня все перевернулось. Но я дал себе клятву, что, какую бы расправу ни учинили потом надо мною бандиты, не стану поджигать шнур, пока не удостоверюсь, что в момент взрыва на мосту не будет ни одного живого существа, будь то человек или лошадь. Что касается самого ограбления, оно меня не беспокоило. Я рассудил, что, если сегодняшнее дело поможет мне впоследствии извлечь сведения, необходимые для поимки Красного Коршуна, или, еще лучше, всадить пулю в его черное сердце, тем самым окажу людям услугу, которая стоит гораздо больше, чем какие-то триста фунтов золота.
Сев на корточки рядом со шнуром, я приготовил россыпь серных спичек. Дело в том, что серные спички зажигаются почти бесшумно, и вдобавок человек, привыкший прикуривать на ветру, умеет пользоваться ими так, что огонек прячется за его согнутыми пальцами.
Ждать долго не пришлось. Едва присев, я услышал вдалеке стук колес и топот конских копыт.
Глава 37
ДИЛИЖАНС НА ДЖЕССАМИ
Отдаленный гул перешел в дребезжание, которое несколько стихло, когда дорога, по которой двигался дилижанс, пошла в гору, а затем снова стало нарастать, когда она вышла на ровный участок. Кто- то подошел ко мне сзади.
— Жаль, что так вышло, старичок, — произнес сочувствующий голос Каддигана. — Я видел твое лицо, когда ты вытянул короткую. Понимаю… Паршивое это дело, отправлять людей в ад, когда они тебя даже не видят!
Он ушел, но надо мной сразу же нависла другая тень, и глубокий, с хрипотцой, бас произнес:
— В нужное время, когда лошади кареты будут у того мертвого дерева, зажжешь шнур, а иначе… — И к моему затылку легонько прикоснулось холодное дуло револьвера.
И что за человек был этот Красный Коршун?! Он ушел, а я остался с таким чувством, будто меня уже нет в живых. Зажег спичку для пробы. Показалось, что ее света хватит, чтобы привлечь внимание целой армии, но, когда поспешно ее затушил, откуда-то из темноты раздалось:
— Хорошо!
Вождь не сводил с меня глаз, следя за каждым моим движением.
Я лежал, распластавшись на земле, и в голове у меня одна за другой рождались нелепые идеи. Сначала я помышлял о том, чтобы вскочить и броситься к гнедому; потом решил пройти к нему небрежной походкой. Нет, это тоже не годилось. Я знал, что не успею не то что добраться до коня, но и сделать двух шагов. К тому же у меня было странное ощущение, что краснокожий читает мои мысли.
Самым диким моим помыслом было перевалиться через край обрыва и быстро сползти, хватаясь за случайные уступы, вниз, где должно было оказаться какое-нибудь укрытие. Однако, придвинувшись к кромке, от которой меня отделяла всего пара футов, увидел под собой ровную, отполированную дождями поверхность скалы, на которой, словно на водной глади, отражались звезды, играя россыпью бликов, нисходящей к самой реке.
Отбросив и этот неудачный вариант, я позволил себе расслабиться, решив, что не стоит изводиться понапрасну, пока не придет время что-либо предпринимать, и все свое внимание приковал к мертвому дереву, на которое указал мне Красный Коршун.
Все деревья в округе были давным-давно вырублены и сплавлены по реке к лесопильному заводу. На их месте стала появляться молодая сосновая поросль, которая едва поднималась над корнями большого черного ствола, обуглившегося от ударов молний. Гигант высился у дороги, напоминая о былом величии леса; его сломанная крона темнела на фоне звездного неба, словно зубчатая башня. И это был ориентир, который выбрал для меня вождь!
Он обладал не только хитростью краснокожего, но и расчетливостью белого человека. Трудно было поверить, что индеец мог соотнести скорость лошадей, несущих дилижанс под гору, со временем, за которое сгорит шнур. Однако от Коршуна можно было всего ожидать!
Внезапно я услышал резкий скрип тормозов. Карета выехала на насыпь и начала спуск; впереди нее раздавался гулкий топот лошадей в упряжи, которые тяжело подавали тело назад, чтобы уменьшить разгон, а еще ближе ко мне звонко зацокали копыта скакунов эскорта.
